Якунин нервничал. И не потому, что был нетерпеливым человеком: на 10 часов у него была условлен а встреча с одним из родителей.
На встречу он, конечно, опоздал… На сорок минут.
Всё это время родитель скучал в учительской и мысленно ругал педагога:
«Ах этот Якунин! А ещё детей учит точности».
Родитель работал управляющим домами. В 11.00 у него приём.
В одиннадцать в домоуправление пришёл жилец — бухгалтер одного завода: ему крайне срочно потребовалась справка.
Бухгалтер ждал сорок минут. Досадливо качал головой и бормотал про себя:
— Ах этот управдом! Час приёмный, а его нет…
В то же время в бухгалтерии завода томился заведующий складом:
— И где этот бухгалтер? Сам ведь сказал, когда прийти накладные подписать. И вот уже сорок минут…
В свою очередь заведующего складом вовсю проклинал шофёр «Автотреста»: занарядил машину и не грузит. Сорокаминутный простой.
Часы и минуты у шофёра были расписаны и согласно путевому листу он должен был уже выполнять следующее задание — перевезти груз для ателье мод № 13.
… Окончив работу в поликлинике, зубной врач Шурикова приехала в ателье № 13. Но закройщицы Никитиной, которая назначила примерку пальто, на месте не оказалось. Шурикова ждала сорок минут и наконец подняла скандал:
— Скажите, администратору где же Никитина? Сколько можно сидеть тут у вас?
— Я же вам сказала: она уехала за товаром, но задержалась из-за машины. Машина опоздала, понимаете? Ругайте «Автотрест».
— Машина меня не интересует! — отрезала Шурикова. — Я пришла, когда назначили. А у вас тут непорядок и разболтанность! Дайте жалобную книгу!
1968
Поначалу у нас всё было как у людей.
Когда на этажах нашего конструкторского бюро звучал сигнал на обед, мы поднимались со своих мест и шли в столовую.
Здесь к нашему приходу всё уже было готово: на столах. — хлеб/ вилки-ложки, карточки меню и даже цветы в вазочках.
Милые, человеколюбивые официантки любезно принимали заказы и вскоре приносили нам салаты, борщи, бифштексы, компоты и счета для оплаты.
Каждая из них работала под девизом: «Я должна обслужить посетителей на «отлично»!»
Правда, небольшие задержки у них возникали. Они доставляли бифштексы или компоты на несколько минут позже, чем следовало бы — Но мы не роптали. Мы нюхали цветочки, и время, проведённое за столом, было нашим отдыхом.
Естественно, после такого отдыха мы трудились, но жалея калорий.
Но однажды председатель нашего месткома Николай Працуев, человек очень энергичный, передовой, горячий любитель радикальных перемен, с большим душевным огорчением сказал на собрании:
— Наша столовая плетётся в хвосте. Мы отстаём. Мы в прошлом веке. Надо поставить дело питания на современный лад. Другие перешли на самообслуживание, а мы…
Вскоре перешли и мы.
Официанток уволили.
Над входом повесили лозунг: «Каждый должен обслужить себя на «отлично».
Видимо, ожидалось, что некоторые несознательные люди захотят обслужить себя на «хорошо».
Новый метод питания внёс в нашу жизнь большое оживление.
Как только раздавался сигнал на обеденный перерыв, лестницы сотрясались от гула и топота.
Мы торопились к кассе выбивать чеки. У кассы мгновенно выстраивалась длиннющая очередь. Потом очередь выстраивалась к большому цинковому ящику — за вилками-ложками, потом — за подносами, далее — на раздачу.
В отсталые прошлые времена мы, чувствуя себя на высоте положения, могли сказать официантке: «Вы нас плохо обслуживаете, мы будем жаловаться». Теперь самообслуживание. Жаловаться не на кого, разве только на себя!
Стоишь минут двадцать — тридцать со своим подносом и, глядя в сторону раздачи голодными, печальными, как у собаки, глазами, занимаешься самокритикой: «И что я, идиот, ждал звонка на обед? Надо было сорваться на несколько минут раньше».
А очередь движется медленно. Особенно если впереди капризные, попадутся.
— Товарищ, я же сказала вам, что пюре кончилось. Подождите десять минут.
— Я не могу ждать. Может, что взамен…
— Есть рас, но мы его даём только к «люля».
— Ну, давайте «люля».
— Добейте семнадцать копеек.
— Бы дайте, а я добью.
— Нет, вы добейте… Тогда дам.
— Я же очередь потеряю…
