— В самом деле?
Мне было тяжело внимать ему. Его слова походили на бормотание пьяного.
Уве привёл меня в умывальную комнату и сунул мне в руки бритву, работающую на батарейках. Это имело мало смысла.
На лице Уве больше не блуждала его затаённая улыбка. Движения у него были несобранные, вялые, суставы как будто разбалансировались.
— Сегодня ночью мне пришлось пережить такое, чего я не видел за всё время моей работы. Я не могу тебе это передать…
Потом язык у него всё же развязался. Но ему не удалось пробуравиться до чутких слоёв моего воображения. Мне всё было безразлично. Всё видимое казалось лишь отдалёнными схематическими очертаниями и смутным отзвуком.
— Опять объявился Ирод. Он проник в дом и убил младенца! Просто бил его об пол до тех пор, пока не треснула голова! Это всё случилось совсем недалеко отсюда. И пяти километров не будет. Когда я это увидел, у меня сердце чуть не разорвалось. Я чуть не заплакал! Слушай, тебе здорово повезло, что тебя не нашли. Я всё ещё не могу опомниться…
Я слабо кивнул, чтобы показать, что стараюсь его слушать. Ирод здесь, недалеко? Тс-с-с… Я так устал…
Уве почистил меня щёткой и дал мне свою расчёску. Я смотрел на неё непонимающе. Потом пару раз вяло провёл ею по волосам и опустился на стул. Ноги не держали меня и тряслись, а в ушах в диком ритме случала кровь.
— Как человек мог сделать такое? — спрашивает Уве. — Кто может быть настолько бесчеловечным?
Человечность — это изобретение чудовищ, так было где-то написано.
Забой тюленей и убийство детей. Вот то, что ещё способно взволновать людей. Такого осталось совсем немного.
Кашель снова вернулся. На сей раз приступ был такой, что я свалился на пол. Как только кашель утих, в помещение вошёл Крамм. Я остужал мой горящий лоб о прохладные плитки пола. Крамм наклонился надо мной, обратив ко мне своё лицо.
— Вы уволены, — шепнул он мне.
— Спасибо… — заикаясь ответил я.
Первое испытание завершилось.
Уве сочувственно похлопал меня по плечу. Придурок.
Я потопал вон из бюро ритуальных услуг.
Густл снаружи делал свои приседания, разминаясь. Он тупо отвернулся. Это была его ошибка, потому что я с такой силой пнул его сзади по яйцам, что мы рухнули оба. Надо же было и удовольствие получить. Я снова поднялся. Он нет.
Я пошёл прочь. Слишком много времени я здесь тщетно растратил. Тс-с-с… Вот я уже думаю во временных категориях. Стыдись, Хаген! Тьфу на тебя!
Я чувствовал себя таким защёлкнутым, как закрытое пианино, ключик от которого покоится на дне реки. Ноги сбились с тротуара, соскользнули на дорожный асфальт. Машины ожесточённо принялись сигналить. Шины заскрипели от резкого торможения. В меня полетели проклятия.
Если им нужно меня переехать, пожалуйста, но зачем же меня оскорблять? Это лишено логики.
А ответные меры? — пронеслось у меня в голове… Как можно скорее нужно принять ответные меры. Деревья аллей мрачно скрестили свои руки. Их дефиле подавляет меня.
Перед магазином игрушек всё ещё стоят зелёные и коричневые бутылки. Придурки. Чепуха, они не стоят. Они лежат. Они спят.
Я контрабандой пробрался между ними.
Теперь я больше не боюсь ни топать, ни дышать.
— Дайте мне то изделие, по образцу «вальтера»! — потребовал я.
Рыжеволосая продавщица колеблется, потом всё-таки кладёт его на прилавок.
— Не делайте этого! — повторяет она.
— Милая дама, у вас правильная жизненная установка, это заслуживает одобрения. Сколько это стоит?
Десятки хватает, чтобы тупить его. Она суёт десятку в кассу и печально опускает голову. Надо сказать ей что-нибудь утешительное, да, но ничего не могу придумать. Это одна из тех изуродованных встреч, про которые и часы спустя думаешь, что они имели некое судьбоносное значение.
Выйдя из магазина, я наступаю на бутылки. Оказалось, это игрушки! Ты просто придурок, Хаген! Отправляйся на детскую площад ку и дождись обеденного времени. В обед не так оживлённо. Это точно. Проверено. Дело верное!
На этой модерновой детской площадке полно всевозможных приспособлений. Деревянные крепости, хижины из блоков и канаты, по которым можно, цепляясь руками, перебраться через пропасть метровой глубины. Красно-жёлто — зелёная деревянная железная дорога и верховые животные на стальных рессорах, чтобы можно было на них покачаться. Они не выдерживают моего веса. Я трижды падаю в песок, и несколько озорников смеются надо мной.