Дальше всё было просто.
Отмерили шагами десять метров. Анди начертил голубым мелком линию.
Мальчик, побледнев, встал перед ней.
Он ещё ни разу в жизни не стрелял из лука. Весь этот спектакль устраивался только ради ничтожной отсрочки, на самом-то деле шанса почти не было. Бюст имел великолепную округлую форму. В него даже целиться было грешно. От волнения мальчик едва удерживал лук, и ему было стыдно, что все видят, как он дрожит. С подгибающимися коленками он наложил стрелу на тетиву. Прищурил глаз. Натянул нейлоновую нитку. Стрела понеслась.
Плопп!
Бог ты мой! Она попала. Резиновая присоска стрелы накрыла самый сосок. Прямо посередине. В яблочко. В правую грудь.
Делился он в левую. Йес-с, они же забыли оговорить, в какой сосок надо попасть! Только чтобы они не заметили его волнения! Он просто раздулся от гордости, медленно опустил лук и твердо посмотрел поочередно на каждого. Он выиграл пари.
Они не могли прийти в себя. Но повели себя как люди, умеющие достойно проигрывать, — всё — таки наследственные понятия чести были у них в крови. Ведь они были ещё дети.
Петер и Анди коротко, но уважительно улыбнулись, Мартин присвистнул в щербину между зубов, а Инго сказал:
— Хо-хо!
Без всяких дискуссий все четверо двинулись прочь.
Присоска стрелы быстро набрала внутрь воздуха и отвалилась. Грудь незапятнанно сияла в лицо мальчику.
Потом из него прорвалось ликование, его била победная дрожь, он воздел руки к небу, взмахнул ими и вскрикнул от счастья. Сердце его превратилось в обезумевший колокол и заколотилось по всему телу. Он выиграл! Победил! Он уничтожил своих врагов! Немецкий солдат всегда прорвётся! Ему хотелось обнять афишную тумбу и поцеловать эту грудь. Она являла собой огромное сияющее чудо.
В тот момент мальчик стал оптимистом — что бы ни происходило! С тех пор он уверовал в чудо и чувствовал себя достаточно сильным, чтобы выдержать в будущем любые испытания.
В этот день он до самой ночи улыбался и насвистывал, пока не наступила пора ложиться спать. Мать спрашивала его о причинах такого настроения, но он утаил эту историю, оставил её для себя и не поддался ни на какие уговоры.
В постели он долго не мог уснуть. Его лоб пламенел от душевного подъёма, а когда наступила темнота, у него не было обычного страха перед ночными чудовищами.
Где-то около десяти часов вечера он проснулся от криков, доносившихся из ванной. Он прошмыгнул туда. Дверь в ванную была приоткрыта.
Его сестра, голая, стояла в ванне. Мать и отец стегали её ремнями Насколько он смог понять из их криков, они обвиняли ее, семнадцатилетнюю, в том что она встречалась с мужчиной.
Крики сестры усиленные резонатором — чугунной ванной наверняка разносились по всем этажам Но это, казалось, не мешало родителям. Они продолжали её стегать. И остановились только тогда когда напольные часы в прихожей пробили десять. Наступил час неотъемлемого права жильцов многоэтажного дома на покой. В соседней квартире жили такие суки, что сразу же начинали колотить в стены, если после десяти ещё был какой — то шум.
Мальчик проскользнул назад в свою кровать.
Он был не особенно расстроен из-за сестры. В конце концов, она уже подписала договор и через полгода начинала учёбу — далеко, в Гармише. Счастливица! Скоро уедет.
А мне ещё оставаться, думал он, ещё немножечко…
