Гёльдерлин прожил счастливую жизнь, думаю я. В его жизни была любовь, был экстаз — изнуряющий, могучий, богатый словами… — и освобождающее, раскрепощающее безумие, была кротость, были целые десятилетия, проведённые в башне над Неккаром, и стихи о дивных ландшафтах, а когда он однажды хотел уйти странствовать, его башмаки спрятали. Поэтому он не смог уйти, ну никак… Поиски башмаков определённо были приятным разнообразием.
Видите ли, вот, например, так: когда я однажды дал прослушать моему другу Вольфгангу «Адажио» Альбинони, он сказал, что это похоже на музыку к фильмам. Хе-хе.
Может быть, давно уже следовало бы начать думать алогично. Я брожу по Моабиту и выискиваю частные дома рядовой застройки. Не там ищу. Уж если надеешься на случайность, надо делать не так. Не надо обрыскивать школы и гимназии, не надо ходить вокруг кинотеатров. Не надо прикреплять к фонарным столбам объявления. Не надо слоняться по вокзалам. Не надо рисовать портреты. Не надо расчерчивать городской план на квадраты. Не надо громко кричать. Это ни к чему не приведёт.
Лучше закрыть глаза и брести сквозь сардиновые стаи прохожих, вытянув перед собой руки, как это делают зомби. Как только на кого — нибудь наткнёшься, это и будет она. Бумм!
Я налетел на одного мизантропического фана команды «Hertha BSC», в полном прикиде: в шарфе, кепке, с флагом и с бородой. Нет, это была не Юдит. Это была полная противоположность Юдит. Уж это точно.
Картошка-фри с кетчупом и нарезанная тюрингская жареная колбаска, утром, в половине шестого. Понедельник. Моя кровь уже бесцветное средство для мытья посуды.
Газетные стенды и крупные заголовки газет. Ирод в Берлине? Снова был убит какой-то грудной ребёнок. Как будто такие случаи не происходят и без Ирода… Всё пытаются списать на него. При том, что восьмая часть всех нежеланных детей не вполне невзначай падают с лестниц. Но им нужен Ирод для того, чтобы отвлечь внимание! Как это противно.
Мои глаза — переспелые яблоки и того и гляди плюхнутся на землю, полные червей.
В полдень я звоню Шандорфу.
— Прошу вас, дорогой комиссар, дайте мне адрес Юдит! Я ничего не знаю, полезного для вас, мне нечего вам продать. Я просто прошу вас во имя того…
Клик. Бросил трубку.
Список моих смертников удлинился на одно имя. Нет, на два. На Шандорфа и на того, который… Клик.
Извивающиеся линии скейтбордистов… значит, здесь есть сквозной проход. Я позволил себе роскошь — купил в универмаге «Вюльворс» упаковку из трёх трусов.
И сел в такси.
— Отвезите меня, пожалуйста, на Юдит — штрасе!
— Не знаю такую. Где это?
— А какие же улицы вы тогда знаете? Ну, навскидку?
— Ну, я не знаю…
Никто ничего не знает. Позор. С дешёвой галёрки раздаётся хор голосов: «Брось! Прекрати!»
Я закрутил первый флирт с капитуляцией. Сам по себе отказ от поисков — падение в мягкое море дешёвых решений, расслабления, разгрузки. Покой между стенами тюрьмы. Но моменты перед капитуляцией — когда пока ещё не сдался, пока ещё сжимаешь в кулаке белый платок и уповаешь на чудо-оружие, и обыскиваешь темноту, в последний раз напрягая мускулы, и промеряешь глубину ещё не мобилизованных сил… Эти моменты пугали меня.
Толпа потребителей, этих машин для заглатывания товаров, — всегда у них наготове сочувственная улыбка. Они целиком на моей стороне. Но им надо ехать на сёрфинг! Они очень высоко ставят это занятие. И пожалуйста! Ради бога, это то, чего они заслуживают. Уверенность, здоровье, благосостояние и толстощёкие дети. Если бы ещё их улыбчивость не была такой назойливой… их пошлость не была бы такой убийственной! Не совались бы они туда не надо со своим идиотизмом! Их подлость, их гнусное приобретательское хитроумие. Они повсюду. Голодные недобитки, они шатаются по торговым центрам, бродят по супермаркетам, жадно шныряют по бутикам; ходячие утробы, монстры из кишок и конфетти. Всё, что они говорят, — кошка набздела.
И я должен устоять против них, одержать над ними верх, причём очень тихо и незаметно, в противном случае они меня уничтожат. Постепенно я начинаю уважать ту великую задачу, которую поставил перед собой Ирод. Он закончил тем, чем кончают все первопроходцы. Все приходят к одному. Лемех плуга ненависти переворачивает пласты моей земли. Когда уже этот мир наконец обожрётся и выблюет на свет божий своё нутро? И что тогда? Что грядёт после этого? Европейско-американская война? Исламский завоеватель? Переселение народов? Освоение Луны? Поповское господство? А может, опустошение. Мелочная лавка. Боязливость и обман. Само общество перестало быть. Ему больше не оправдаться, не отмыться. Конец всему. Конец-конец-конец.
