Оба хиппи меж тем поют «This Land is my Land…».
Парень какое-то время слушает их. Потом встаёт и вклинивается между ними.
— Если вы издадите ещё хоть один звук, я вас урою!
Ранний пенсионер смотрит на него с недоверием.
— Эй, парень, полегче! Be cool!
— Ещё одно слово, и ты мёртвый!
Ни один из хиппи больше ничего не произносит. Они со вздохом опускают головы и пытаются сохранить остатки достоинства.
Невероятно. Либо у этого пацанёнка есть оружие, либо он буйнопомешанный. С виду он такой, что его можно двумя пальцами перекинуть через стол. Но это дело меня не касается.
— А ты заткни своё хайло!
И хотя я не произнёс ни слова, он однозначно обращается ко мне. Теперь это дело стало меня касаться.
Он встаёт передо мной, сжав кулаки, рот искривлён в гримасе ярости, он бледен и взвинчен, дыхание прерывистое. Я ничего не отвечаю. Уж не настолько это дело касается меня.
А старик кричит:
— Теперь врубаем скорость тридцать! А где же натуральное вино?
Мальчишка бежит к нему и бьёт его мордой об стол. Берлин… Я же говорил…
Старик ничего не понимает.
— Ну, я тебе сейчас покажу! Держись! — кричит он.
Из его ноздрей хлещет кровь. Я беру бутылку белого рома и бью ею мальчишку сзади по башке. Уж настолько-то это дело меня касается. Он мешком оседает на пол. У польки-барменши начинается нервный припадок. Она рыдает и громко зовёт на помощь хозяина. Тот является на крик. Брюхастый детина, весь в перстнях, с отвислыми щеками.
— Что туг происходит?
Никто ему не отвечает. Старик падает со стула, прямо поверх лежащего парнишки, и лопочет:
— Видал, какие у меня сильные кореша?
Я выхожу из пивной. Хозяин звонит по телефону. Слишком уж сильно меня это действительно не касается.
— Где повалялась любовь, там больше трава не растёт! — слышу я, выходя, восклицание старика. Ему весело.
Через три дома от этого места — бордель. Я захожу туда и спрашиваю, не обижу ли кого, если всего лишь выпью пива. Бордельная мама улыбается.
— Давай-ка проверим на звук!
На звон монет, на шелест купюр.
— Всё ясно, можешь выпить здесь своё пиво!
И совсем, кстати, недорого. Пять марок за стакан «пильз». Ну вот.
Это Веддинг. Старый рабочий квартал.
Туг же сидят четыре шлюхи, одна из них полная блондинка, одна хорошенькая брюнетка и две азиатки. Обе разом подходят ко мне и пытаются обработать меня слева и справа.
Я с благодарностью отмахиваюсь. Только пиво, нет, правда, больше ничего.
Бордельная мама за крошечной стойкой спрашивает, откуда я приехал. Я отвечаю, что с недавнего времени живу здесь. Она тяжело вздыхает.
— Повезло тебе! А я уже полгода ищу себе квартиру! Потому что прежнюю должна освободить…
— Бедненькая…
— Не знаешь, случайно, д ля меня чего-нибудь?
Я подмигиваю в приступе озорства, пересчитываю двери, которые вижу перед собой, и говорю:
— Ну… у меня сейчас пятикомнатная квартира, и я даже не знаю, что мне делать с такими жилыми площадями… Надеюсь, стены здесь не имеют ушей, а Юстиция слепа и глуха…
Она недоверчиво хватается за голову:
— Что, серьёзно?
— Дом, правда, старой постройки, это ясно, но ещё дай бог каждому…
Она хочет знать, где это место, ей нужен адрес, моё имя…
М-да…
— В борделе ничего не бывает даром…
Вид у неё очень недоверчивый. Но надежда на квартиру так ярко вспыхивает за её опущенными веками, что она готова воспринимать меня всерьёз. Даже невзирая на мою одежду, которую я ношу не снимая! Достаточно чокнутая тётка. Но эффект я уже произвёл, и мне стало скучно, к тому же я слишком пьян, чтобы продолжать этот розыгрыш дальше. Я говорю ей, что живу вместе только с женщинами, которых люблю. К сожалению, к сожалению…
Она принимает это без обиды.
— Ну, с пятью-то комнатами у тебя будет большой выбор!
— В этом нет ничего хорошего.
— А не хочешь, — она указала на одну из азиаток, — жениться на Са Йинг? Она тебе заплатит за это «коричневую»! А то ей после первого придётся возвращаться в Таиланд…
Са Йинг улыбается мне.
Это сытый, очень сытый мир.
