Я их всего-навсего сослал - всех до единого. Разумеется, всех. Разве станет Сын Неба на Троне Дракона разрушать семьи? С моим неизменным и безграничным милосердием я позволил им, забрав поклажу и обозы, отправиться в царство Чамба, что у самых границ Нам Вьета. В столь интересное место! Ведь там можно увидеть, как дикие слоны забавы ради выдергивают из земли целые деревья! Весьма нередко. И даже днем там можно услышать вой призраков. Как они называются, эти призраки, что воют днем? А, По-ло?
- Привидения, о повелитель?
- Да нет! Не привидения! Или привидения? Проклятие! А-а! Гиббоны! Такие белые, тощие, вроде призраков - и воют днем. Что, несомненно, должно повышать у человека уважение к его предкам. "Гиббоны" - вот как их называют. Н-да. Такова, По-ло, моя беспредельная терпимость. А? Ну, что скажешь, юноша?
Марко, не испытывая никакого желания слушать чей-либо вой в любое время дня и ночи, посмотрел прямо в круглое багровое лицо великого хана - что при более формальных обстоятельствах могло повлечь немедленную казнь - и слегка возвысил голос:
- Просто так, о великий повелитель, "Великим Повелителем" не назовут.
- Разумеется, - отозвался Хубилай-хан. - Всегда говори со мной без страха, Марко, ибо я желаю слышать только правду. Хотя никакие уловки со мной не...
Но те цветки персика в императорском дворике давно увяли. И теперь Марко... хоть и не в изгнании... но тем не менее по воле великого хана заброшен в это царство, где днем воют подобные призракам гиббоны. Воют они здесь, впрочем, и ночью.
Запах первым оповестил путников о том, что неряшливая кучка соломенных хижин, выстроенных на сваях вдоль заросшего буйной зеленью морского рукава, где в линию росли длинные пальмы с фараоновыми орехами, - не просто безымянная рыбацкая деревушка. Запах поведал им, что они входят в предместья рыночного города: запах навоза и пряностей, кипящего масла и пота, мусора и соленого воздуха. И чего-то еще - безымянного, но в чем Поло безошибочно распознавали "аромат торговли".
Вскоре, миновав глиняные стены, они оказались в беспорядочном нагромождении низеньких деревянных домишек и поразительных храмов, непохожих на все, виденные Марко прежде. Напоминали они большие побеленные колокола с длинными шпилями, покрытыми как бы золотистой листвой, весело поблескивавшей под солнцем. Звучно распевающие монахи носили оранжевые хламиды, а желтоватая их кожа отсвечивала золотом. Они ставили дымящие латунные жаровни с ладаном перед громадными идолами, усеянными рубинами и увешанными ароматными венками. Чертами лиц эти идолы смутно напоминали греков. "Интересно, - подумал Марко, - это из-за каких-нибудь древних купцов... или сюда добрались войска Александра Великого? Нет, вряд ли. А впрочем, неважно".
- Рубины размером с пуп чамского Будды, - пробормотал мессир Никколо Поло, перебирая свои лучшие нефритовые четки.
Нюх вел путников по узким проулкам, где воняло прогорклым маслом для жарки и застоялой мочой, где играли голые ребятишки, а тощие желтоватые псы, встрепанные цыплята и бледно-розовые свиньи слонялись в поисках объедков. Проулки внезапно закончились у мелкого залива, на глади которого покачивались рыбацкие джонки с прямоугольными парусами. Вдоль берега располагались временные лотки, с которых торговали овощами и рыбой, мясной закуской и ремесленным товаром. Беззубые чамбские женщины, одежда которых ограничивалась отрезом яркой ткани вокруг бедер, сидели на корточках перед горками странно пахнущих драконьих яиц и экзотических фруктов. Яростно препираясь с покупателями, они одновременно умудрялись кормить своих детишек. Коричневые, как орех, мальчуганы с полосками ткани в паху и на голове правили красочно татуированными слонами, которые важно топали среди крытых соломой лотков, неся в татуированных хоботах бревна черного дерева. И повсюду, повсюду в раскаленном воздухе жужжали мухи и москиты.
- Погодите-ка, а это что такое? - заинтересовался татарин Петр, когда они проходили по рыночной площади. - Мои дьяволы подсказывают мне обратить внимание вон на тот ковер. - С этими словами Петр вытянул из кипы всевозможного барахла, наваленной у торгового лотка, красный с золотом шерстяной ковер и принялся внимательно разглядывать полустертый рисунок.
