— Блестяще, юноша, —
раздалось над Федюшкиным затылком. — Увидеть! Захотеть! Заиметь! Все, что вижу,
— хочу иметь, все, что хочу иметь, — имею, любой ценой имею, имею и
наслаждаюсь! Это и есть жизнь сильного человека, та жизнь, которую святоши
называют жизнью в грехе...
— Во мне, во мне! — с
хохотом ворвался в разговор пупырчатый комок, — все во мне, и я во всех!..
Бр-раво!
— Это какие святоши? —
спросил Федюшка.
— Да те, что у бабки
твоей на досках намалеваны, — прогремел Постратоис, — у-ух, ненавижу! Ничего,
сейчас ты познакомишься с достойной личностью. Твой ровесничек.
— Жаль, что знакомство
коротковатым будет, — прошелестел голос Смерти, — огонечек его на исходе. Зато
уж погорел! Не огонечек был, а целый кострище. Но все кончается, и костры
выдыхаются.
— Дай и ему гееннского
огня, чтобы не выдохся, — крикнул Федюшка.
— А он не просит, не
просит! — хохоча отвечал Постратоис, — достойно погорел и пожег, покормил
нашего пупырчатого друга, покормился вдоволь от него сам, ну и хватит. Он смело
идет навстречу небытию.
Новое слово «небытие»
очень весомо прозвучало, оно показалось даже страшнее слова «труп». Непонятное,
непостижимое, оно вызвало у Федюшки на несколько мгновений такой же ужас, как и
пребывание под балахоном Смерти. И тут же он почувствовал жару.
— Мы над Южной Америкой,
— объявила Смерть, — здесь всегда жарко. Да к тому же в декабре здесь лето!
Люблю лето, трупы очень быстро начинают освобождать гееннский смрад.
Замечательно! Ночь, а какая теплынь, замечательно!
— Да, это замечательно,
— воскликнул Постратоис, — снижаемся. Вот он — Хулио дос Сантос за своим
обычным занятием. Без двух минут труп, но он еще не знает об этом.
Федюшка увидал около
стены дома пьяного до бесчувствия человека, ничком лежащего на тротуаре, а
около него — чернявого грязного мальчика в засаленной рвано-заплатанной
одеженке и босиком. Мальчик деловито, со знанием дела, снял с пьяного часы и
обшарил его карманы. Сделав дело, он со злостью пнул лежащего ногой в голову и
пошел своей дорогой. Отойдя шагов двадцать, он вынул из-за пазухи часы, и
взгляд, которым он осмотрел свою добычу, был почти таким же, каким недавно
старик, ставший мертвецом, смотрел на сундучок с яме.
— Ишь! Ты откуда такой
взялся? — со злым интересом спросил мальчик Федюшку, который возник перед ним
прямо из воздуха, — с неба что ли?
— Ага, с неба, — сказал
Федюшка.
— Ишь — с не-еба...
ангелочек? А сундучок-то у тебя мой. — Голос у мальчика был дребезжащим,
взрослым и будто простуженным, на губах играла наглая ухмылка, угрюмые глаза
смотрели пытливо и недоброжелательно.
— Ты бедняк? Сирота? —
спросил Федюшка.
— Ага, сирота, ни отца,
ни матери, ни стыда, ни совести. — И мальчик засмеялся почти таким же смехом,
каким смеется Постратоис.
Хохоча, он протянул руки
к сундучку, намереваясь выдернуть его у Федюшки. Но Федюшка растворился в
воздухе. Мальчик обалдело постоял немного перед пустым местом, где только что
стоял Федюшка, махнул рукой, зачем-то погрозил небу кулаком и побежал прочь. Но
не долго он бежал. Только он добежал до середины мостовой, как из-за угла выскочил
легкой автомобиль, тут-то и произошла их роковая встреча — полированной стали
автомобиля и хрупкого тела мальчика, и встреча эта для мальчика кончилась
трагически. Федюшка, находясь уже в воздухе, вскрикнул, когда после хлесткого,
звучного удара мальчик отлетел на несколько метров и упал головой на мостовую.
Из автомобиля вышел человек в шляпе и плаще. Держа руки в карманах он подошел к
бездыханному телу, постоял немного над ним, брезгливо поморщился и отодвинул
ногой тело, так и не вынув руки из карманов. Затем сел в машину и уехал.
— Старые знакомые
встретились, — прокричал весело Постратоис. Они уже летели обратно. — Как-то
наш Хулио продал этому человеку его собственные часы, которые днем раньше он
стянул у него из жилетки. А ты, раззява, еще немного бы — и ти-ти-улети твой
сундучок, лапки у Хулио цепкие... были! Ха-ха-ха!..
— А почему этот в плаще
не помог ему, а ногой, а?
— Во-первых, юноша,
устал объяснять: трупы не жалеют, трупам не помогают. А во-вторых, этого Хулио
весь город, вся округа знает, т.е. знала. И я не нашел бы ни одного охотника
помогать в чем-то Хулио. Подерзил малыш, побуйствовал. Но и прекратил достойно
эту маяту. Ты не желаешь так? Ах, да тебе эта маята нравится, ты даже вечно
маяться желаешь... Вперед, однако, в Москву, сейчас ты увидишь еще более
достойного человека. Шел он, шел навстречу смерти и наконец дошел.
