Летом Оттон опять повернул на Рим, но так как города он взять не смог, то устремился дальше, на Беневент, также восставший. Беневент ему покорился, однако истинной целью оставался Рим. Император вполне мог надеяться, что добьется задуманного. Германские князья уже пообещали ему выделить для завоевания Рима новые воинские контингенты, появления которых он дожидался в Верхней Италии. В Византии, очевидно, также не сомневались в конечном успехе его предприятия, поскольку василевс в это время решил принять сватовство императора и направить к нему порфирородную принцессу — она была уже в пути. Однако невеста, так же как и войска, прибыла слишком поздно: император, которому уже давно нездоровилось, внезапно слег от тяжелой болезни и через несколько дней (24 января 1002 года), не достигнув и двадцати двух лет, скончался в замке Патерно на горе Соракт (Монте-Соратте). Поскольку Рим его отверг, он в качестве последней воли выразил желание быть погребенным в Ахене, рядом со своим кумиром Карлом Великим, примеру которого всегда следовал.
Смерть Оттона III нанесла смертельный удар и его делу — «renovatio imperii Romanorum»: вслед за Римом под водительством Ардуина Иврейского поднялась теперь уже вся Верхняя Италия, так что останки императора пришлось переправлять через Альпы под защитой оружия. Да и на востоке после такого крушения первые успехи реновации обратились в свою противоположность: Польша и Венгрия, и так уже освобожденные из-под германской королевской власти, отринули также и власть империи.
Однако реновационные усилия Оттона III не прошли бесследно. В Италии после первого шока от мятежа вскоре снова собрались с силами сторонники императора, послужив и его преемнику надежной опорой для господства в «regnum Italiae». На востоке, правда, сохранилось политически обособленное положение Польши и Венгрии. Это, конечно, означало потерю для империи и сузило сферу ее влияния, но, с другой стороны, сам факт того, что западные славяне и венгры воспротивились византийскому влечению и остались в церковном и культурном отношении обращенными к Западу, также является, по крайней мере отчасти, результатом реновации Оттона III.
Правда, в самом Риме реновация не оставила после себя никаких результатов, и это, пожалуй, отчетливее всего указывает на ее самое слабое место: предпочтение, оказывавшееся Риму императором, не помешало отдалению Рима и стало причиной растущего недовольства в Германии. Последнее, однако, удерживалось в определенных границах, поскольку Оттон именно в Германии создал одновременно противовес ему, прежде всего своим последовательным продолжением оттоновской церковной политики. Ее, не допустив разрыва традиции, подхватил преемник Оттона III, Генрих II.
Итак, с ранней смертью императора реновация завершилась, и завершилась тем, что традиции, которые он в ней объединил, снова стали существовать раздельно. Римская политика потерпела крах, и тем самым потеряла свою весомость римская и апостольская традиция. Напротив, сохранило свою действенность то, чего добился император, оставаясь в русле традиции каролингской и оттоновской, так что Оттон III с полным правом обрел свое последнее пристанище в ахенской капелле Девы Марии, подле Карла Великого.
Пусть Оттон не смог воплотить в жизнь свой чересчур смело обозначенный идеал реновации и, вследствие кратковременности своего правления, не нашел также и благоприятного случая для того, чтобы привести этот идеал в соответствие с возможностями своей эпохи. Несмотря на это, он все-таки сохранил тот фундамент, на котором Генрих II, истинный почитатель Оттона III, смог продолжить строительство, руководствуясь более скромными целями. От великого желания Оттона подняться высоко над действительностью, чтобы в результате возвысить ее до своего идеала, еще исходил тот блеск, который сохранили оттоновская культура и ее высокое искусство. Мало кто из правителей так содействовал их обогащению, как Оттон III. Наряду с историографией искусство отражает образ юного гениального императора, которого его современники с восхищением называли «mirabilia mundi» («чудом мира»).