Глава 18
КОРОЛЕВСКИЙ ДВОР И ОТТОНОВСКАЯ КУЛЬТУРА
Симптоматично, что места погребения первых оттоновских правителей — Кведлинбург и Магдебург, Рим и Ахен, — которые прежде были центрами их власти, стали и центрами оттоновской культуры. Ее расцвету предшествовали политические успехи Оттонов, этот расцвет следовал за подъемом молодой германской империи. На первых порах Оттоны лишь создали предпосылки, которые сделали возможным новый культурный взлет, но скоро взаимосвязь между королевским двором и переживающим период нового расцвета образованием приобрела иной характер, причем существенную роль сыграла здесь каролингская традиция. Эта традиция несла в себе осознание того, что при Карле Великом наука и искусство тяготели к королевскому двору. Хотя достижения Карла, осмысленно сосредоточившего при дворе весь духовный и культурный потенциал эпохи, были давно утрачены и образование после падения империи франков вновь отступило в монастыри, часть каролингской традиции все-таки сохранилась. Соответственно, духовная жизнь, даже если и не получала больше непосредственного руководства со стороны двора, все же оставалась с ним связанной. Это проявлялось прежде всего в том, что теологи и ученые часто посвящали свои труды королю или членам королевского дома. Время от времени инициатива исходила и из придворных кругов. Однако основная роль вновь перешла к монастырям, и когда в середине X века, после консолидации империи Оттонов, в деле образования неожиданно опять началось оживление, то инициировалось оно, соответственно, также не двором, а крупными имперскими монастырями. Характерно, что главенствующее положение при этом заняли сначала монастыри юга и запада империи — Рейхенау, Санкт-Галлен и св. Максимина в Трире. Правда, очень скоро их опередили саксонские монастыри, прежде всего Корвей и Гандерсхейм, то есть те, которые были особенно близки к королевскому двору. По этому перераспределению ролей уже видно, что вновь укрепившееся государство стало теперь притягательной силой для образования и культуры X века. Хотя двор сначала не предпринимал для этого прямых действий и оказывал, так сказать, фоновое воздействие, из самой каролингской традиции, предполагавшей связь образования с королевским двором, проистекало, что монастыри, стараясь усилить заботу об образовании, изначально ориентировались на двор. Таким образом, включение оттоновского двора в образовательную жизнь эпохи было обосновано каролингской образовательной традицией, которую продолжали поддерживать монастыри. При дворе Оттона Великого эта традиция была сознательно восстановлена. Когда Оттон во время своего первого итальянского похода призвал к себе ученых из Италии или, как некогда Карл для Ахена, повелел доставить из Италии колонны для строительства Магдебургского собора, то это явно перекликалось с деяниями Карла Великого.
Однако важнее этих прямых аналогий стали изменения, возникшие в результате того, что эта традиция отвечала и непосредственным нуждам времени. Обращает на себя внимание, например, то, что, в отличие от Карла Великого, Оттон привлек итальянских ученых не к своему собственному двору, но отвел им сферу деятельности одной из крупных имперских церквей. Кроме того, он вообще не пытался, в стиле Карла, сам воздействовать на художников и ученых и собирать их вокруг своей особы. Наметившаяся при нем концентрация образовательной жизни носила иной характер, будучи связанной с двором, но отнюдь не с ним одним.
Знаменательно для начала то, что при дворе не сам король, а его духовный брат Бруно заботился о поддержке образования, став его официальным попечителем. Его забота о «litterae» («учености»), согласно его биографу Руотгеру, была составной частью «regale sacerdotium» — «царственного священства», тесно связанного с имперской властью. Эта опека осуществлялась от имени короля и приносила пользу прежде всего двору, хотя в принципе касалась всей империи. Показательно, что при этом в первую очередь преследовались практические цели и прежде всего — введение в обиход, по словам Руотгера, «latialis eloquentia» («латинского красноречия»), то есть совершенствование в пользовании латынью, которое должно было улучшить преимущественно канцелярскую и административную деятельность. Однако Бруно, кроме того, заботился и об общей поддержке образования, а потребности придворной репрезентации, в частности при контактах с Римом и Византией, пробудили вскоре более высокие требования к искусности представителей двора. Показательно также, что два королевских документа — знаменитый «Оттонианум» от 13 февраля 962 года, в котором Оттон Великий возобновляет для папы каролингские привилегии римской церкви, и роскошная грамота Вольфенбюттеля, в которой Оттон II десятью годами позже гарантирует утренний дар своей византийской невесте Феофано, — стояли у истоков оттоновской миниатюры, которая окончательно расцвела уже при Оттоне III.
