Я не преступник, я — военнопленный. Я вел войну, и я побежден. Я имею мужество открыто это сказать. Я имею мужество открыто сказать, что моя упорная, длительная, ни на живот, а на смерть, всеми доступными мне средствами борьба не дала результатов… Судите меня как хотите…”
“Геройское, но бесполезное дело” — так называет он свою борьбу и подводит итог:
“…еще раз говорю: судите как хотите. А передо мной стоит все тот же страшный вопрос, не ошибся ли я, как и многие другие?..
Теперь отвечаю на вопросы. О себе готов сказать все, о других говорить не хочу, ибо никогда не обманывал никого…
Год рождения — 1879-й.
Происхождение — родился в Харькове. Отец был судьей в Варшаве, был выгнан со службы за революционный образ мыслей в 1905 г. Мать из Польши, урожденная Ярошенко, сестра художника. Русский…
Род занятий — революционер…
Имущественное положение — никакого имущества никогда не имел.
Образовательный ценз — был исключен из Петербургского университета за студенческие беспорядки в 1899 г.
Партийность и политические убеждения — член “Союза” (см. “Программу Союза”). Крестьянский демократ…”
На вопрос о террористической деятельности Савинков отчеканил:
— Как революционер всегда стоял за террор, но всегда агитацию за него считал ненужной. На террор нельзя звать, можно только на него идти.
О жизни в эмиграции еще короче и резче:
— Всегда в стороне от всех, а последнее время буквально в щели…
Савинков и раньше не сомневался, что, если попадет в руки чекистов, — его расстреляют. А теперь даже спросил Пилляра:
— По суду или без суда?
Тот ответил:
— Этот вопрос еще не решен.
“22 августа.
… — На допрос!
Может быть, я что-нибудь, наконец, узнаю!
…Меня вводят в большой кабинет. За столом сидит человек — тот самый, который по моей просьбе заменил во вторник Пилляра. Его зовут Иваненко.[7] … В открытое окно сияет весело солнце, и видна часть Москвы. Это очень приятно после темной камеры со щитом.
Мой следователь крепкого телосложения. Он украинец. У него черные, живые глаза. Перед ним моя сумочка. Ее у меня отобрали при входе в тюрьму.
— Вы парижанка. Вы не можете обойтись без пудры. Я буду читать газету… и ничего не увижу… В вашей сумочке есть все, что вам нужно…
Я не верю своим ушам. Я открываю сумочку и достаю зеркальце. Я шесть дней не видела своего лица. Оно мне кажется странным — более молодым, потому что без косметики. Как можно так похудеть в такое короткое время!..
Несмотря на “сумочку”, Иваненко допрашивает меня с соблюдением всех правил. Он записывает мои ответы.
— Какова ваша роль в Москве, в 1918 году, в тайной организации? В Рыбинске, во время восстания? В Париже в 1919 и 1920 годах, в бюро антикоммунистической пропаганды “Унион”? В Варшаве в 1920-м, в Русском политическом Комитете? На фронте, во время Мозырского похода?
Я говорю о себе правду, но не называю ничьих фамилий…
Иваненко берет телефонную трубку:
— Уведите номер пятьдесят пять”.
Только в этот день, 22 августа, когда ОГПУ уже разработало план дальнейших действий, было заведено следственное дело на Савинкова. И в тот же день Президиум Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР — высшего государственного органа страны — на своем заседании поддержал решение чекистов: передал дело на рассмотрение в Военную коллегию Верховного суда. Без постановлений о привлечении Савинкова в качестве обвиняемого и об окончании следствия, без обвинительного заключения — эти документы начальник 6-го отделения Контрразведывательного отдела Игнатий Сосновский подпишет только на следующий день!
ОГПУ установило своеобразный рекорд: одним махом начало следствие, закончило его и передало дело в суд. Савинков в один день превратился из арестованного в подследственного и из подследственного в подсудимого. С законностью здесь не церемонились. Зачем она, если есть высшая революционная целесообразность? В борьбе все дозволено. Совсем по Савинкову!
Работа закипела. Был конец недели, но и в воскресенье на Лубянке лихорадочно трудились — готовились к процессу. Еще бы, ведь за ним будет следить весь мир. То-то гром грянет. Крупнейшее политическое событие! Суд истории!
