— А надо ли?
— Не знаю. У них своя компания, у меня своя, какая у тебя, я не знаю.
— В Москве у меня нет компании.
— Это плохо. Надо к кому-то прилепляться. А к ним не прилепишься, и не старайся. Может, и примут со снисхождением, но всегда будут помнить, что ты чужой.
— Почему?
— Потому что они московские, они здесь родились. Они центровые, как сейчас говорят. Они учились в одних школах, на одни новогодние елки ходили, в одни пионерские лагеря ездили, ходили по улицам, разговаривали о книжках, о фильмах. Ты можешь представить, чтобы взрослые мужики в деревне встретившись вечерами, ходили по улицам и разговаривали о книжках и фильмах? Посчитали бы дураками. Вечером надо скотину накормить, огород полить, починить что-то, подкрасить и спать лечь еще засветло, чтобы встать затемно.
Я в кино скоро десять лет. Я их всех знаю. Я выбиваю им квартиры, когда они напиваются и дерутся, я их вызволяю из милиции, я отмазываю их, когда они привозят из-за границы запрещенные книжки и порнографические журналы, не из ГДР, конечно, отсюда ничего не вывезешь. И все равно я чужой! Потому что я представитель власти в кино.
— Власти или партии? — спросил я.
— Это одно и то же. Что тебе говорили обо мне эти?
— Что нормальный мужик.
— Да, конечно. Они все ненормальные, потому что таланты и гении, а я нормальный. А еще чего говорили?
— Что вы прыгали с парашютом в тыл к немцам.
— С парашютом не прыгал. Испугался. Прежде чем забрасывали в тыл, надо было один раз прыгнуть с парашютом с подмосковного аэродрома. Я отвертелся. Фронт переходил лесами.
— Сколько вы воевали в партизанах?
— Я не воевал в партизанах. Сидел на базе, отчеты изучал. Правда, один раз немцы базу обнаружили, и пришлось бежать в соседний отряд. Пострелял, конечно, из автомата, целый диск выпустил. В ППШ в диск входило семьдесят два патрона.
— Скольких убили?
— Может, и ни одного. Когда бежишь, надо убежать, и не всматриваешься, попал или не попал, главное, чтобы в тебя не попали.
— А в каком звании вы войну закончили?
— Полковником. Правда, мне сразу майора дали, как только война началась.
Мы вернулись в гостиницу, выпили чаю, и я ушел в свой номер.
На фестивале в Гере фильм с моим участием прошел хорошо. Зрители смеялись, рецензии были благожелательными. В Берлине, накануне нашего возвращения в Москву, ко мне подошел ТТ и сказал:
— Пойдем по магазинам, мне надо кое-что купить, ты сможешь объясниться. У меня с покупками всегда проблемы.
Мы пришли с ним в «Эксклюзив» и купили женский костюм большого размера и шелковое женское белье среднего размера. Я решил, что для дочери, потом выяснилось — для любовницы. Еще ТТ купил несколько модных кофт тоже разных размеров.
В Берлине была последняя пресс-конференция.
— Директор студии, представляя вас, сказал, что вы не только актер, вы сняли свой первый художественный фильм как режиссер. И ваш фильм имел успех.
— Я актер, который стал режиссером, оставаясь актером.
— Неточный ответ, — сказал мне вечером ТТ. Мы теперь каждый вечер ужинали у него в номере, набирая колбас и салатов. — У тебя дома тоже будут брать интервью. Что значит — актер, который стал режиссером, оставаясь актером? Ничего не понять. Если хочешь стать режиссером, надо отвечать: нет, я не актер. Я режиссер. Меня попросили исполнить главную роль, и я это сделал. Как — судить вам. Но я режиссер и готовлюсь к съемкам следующего фильма.
— Но я актер, — возражал я.
— Никакой ты не актер, — отмахнулся ТТ. — Кто тебя знает, как актера? Никто.
— И как режиссера тоже никто.
— А режиссеров вообще никто не знает. Выступая по телевидению, по радио, ты должен внедрить в сознание, что ты режиссер.
— В чье сознание?
— В сознание тех, кто будет решать, дать тебе постановку фильма или не давать.
В аэропорту режиссеров и актрис встречали администраторы съемочных групп, ТТ — его помощник, услужливый молодой человек, меня никто не встречал.
Режиссеры попрощались с ТТ, пожав руку, актрисы поцеловали в щеку, все сказали друг другу:
— Было очень приятно!
— Мне тоже.
— Все прошло великолепно.
— Мне тоже так показалось.
— Вы нам очень понравились.
