— А ты, старый хрен, пойдешь под трибунал за организацию убийства бойцов Красной Армии.
— Каких бойцов? — спросил Старик. — Я вижу оборванцев, давших деру из плена, а не бойцов. Чего ты несешь-то?
— Не отвертишься. Он мне дал показания, — Чекист показал на Снайпера.
— Если тебе к горлу бритву приставить, ты любые показания дашь.
— Не юлить! — приказал Чекист. — Отвечать откровенно: почему ты пошел служить немцам? Отвечать как на духу!
— Может, как на допросе?
— Может, и как на допросе, — согласился Чекист.
— Кто ты такой? — спросил Старик.
— Считай, что представитель власти.
— Какой власти? Кто тебя уполномочил? Покажи документ!
— Документа временно нет.
— Пошел вон, сейчас же, чтобы ноги твоей у меня не было!
— Ночью уйду.
— Сейчас уходи! Ужом, ползком и в лес, а там, как заяц, прыг-скок, пока не подстрелят. Другого ты не заслуживаешь. Ты все просрал. Автомат, пистолет, командирскую форму вместе с партбилетом. За партбилет с тебя спросят.
Во время всего разговора Снайпер прилаживал к карабину одну половинку от разбитого полевого бинокля, превращая карабин в снайперский.
Старик выговорился, задыхаясь от гнева и злости. Анна погладила его по голове, как гладят маленьких детей, и сказала:
— Не психуй. Они того не стоят.
И наступило молчание.
— Ладно, — сказал наконец Старик. — Бог нам всем судья. Вот какой у меня вопрос. Что милиция, что полиция, что гестапо, что НКВД — все одно сыск. Что они сделают, когда хватятся полицая? Что бы ты сделал, если бы пропал твой охранник? — спросил Старик у Чекиста.
Чекист задумался. Старик терпеливо ждал.
— Я думаю, будут допрашивать всех подозрительных. Снимут воинскую часть и начнут прочесывать всю округу. Главная версия будет против нас. Раз трое сбежали, то больше всего вероятностей, что убили они. Мы там, в низине, натоптали, я хоть и попытался уничтожить явные следы, но улики всегда остаются…
— Митька, — сказал Старик. — Возьми Чекиста и поставьте в подполе бочки с квашеной капустой к загородке с картошкой. Надо делать запасной тайник. Пока будут откатывать бочки, успеете выйти через вход в подвал со двора. Нюр, покажи им, что и как должно быть в подполе.
— Принесите книжку почитать, — снова попросил Политрук.
— Я пришлю, — пообещал Старик.
Первым спустился с чердака Снайпер. Вторым — Чекист. Анна спускалась медленно. Снайпер отвернулся, а Чекист, придерживая лестницу, смотрел, как спускается Анна, и не мог заставить себя не смотреть. Очень уж были привлекательны ее ноги.
То ли Анна сделала неверное движение, то ли Чекист шатнул лестницу, но Анна скользнула вниз, Чекист ее подхватил и никак не мог выпустить.
— Что бабу, что корову за сиськи надо брать нежнее, — шепотом сказала Анна Чекисту.
И он отошел, выдохнул, как выдыхают после бега, восстанавливая дыхание.
Со двора полицейские выводили еще нестарого мужика и его жену. За происходящим наблюдали Полицмейстер и Старик.
Женщина, проходя мимо них, сказала:
— Отольются и вам наши слезы.
А почти рядом с полицейскими стоял деревенский дурачок и самозабвенно играл на гармони и пел:
Если завтра война, если завтра в поход,
Если черные силы нагрянут,
Как один человек,
весь советский народ
За любимую родину встанет.
На земле, в небесах и на море
Наш напев и могуч, и суров.
Если завтра война,
Если завтра в поход,
Будь сегодня к походу готов!
Полицмейстер сказал Полицейскому:
— Дайте ему шомполами.
И уже полицейские вывинчивали шомпола из винтовок.
— Не надо, — попросил Старик. — Он же не понимает. Его всегда за песни и музыку хвалили. Он и вам поет, чтобы понравиться и чтобы вы его похвалили.
— После шомполов перестанет петь, — сказал Полицейский.
И с дурачка уже сдирали штаны и пороли шомполами. Дурачок кричал от боли и рыдал.
Из дома вывели молодую женщину и старуху.
— С этого двора никто не служит, — сказал Старик.
— Служит, — возразил Полицмейстер и показал на фамилию в списке. — В райвоенкомате остались все списки мобилизованных. В твоей деревне из трех семей призваны в Красную Армию. Две семьи я нынче взял.
— Теперь только я остался, — сказал Старик.
— Ты ведь староста, — ответил Полицмейстер. — Не мною назначен. Объясню в комендатуре, что ты тоже на подозрении, и тебя возьму. Но вначале возьму твоего дурачка, если не объяснишь ему, какие надо песни петь…
