— Я не люблю, когда мне отказывают.
— Вопрос закрыт.
— Я даже не могу возражать?
— Не можешь. Я тебе не возражаю.
Я не звонил ей неделю. И она мне не звонила. Я позвонил пани Скуратовской и получил приглашение. Пани была нежной, и в какие-то минуты я подумал: а зачем искать от добра добра? Мы поженимся, пани родит мне сына, мы объединим квартиры. Я буду ее снимать в каждом своем фильме. И мне стало грустно от такой определенности. Утром я уехал от нее, так и не сделав предложения.
Я входил в квартиру, когда услышал телефонный звонок. Звонил Большой Иван.
— Я выезжаю из Шереметьева, у меня десять бутылок пива «Миллер». Усидим, а?
— Заезжай, — разрешил я, зная, что Большой Иван «средь бела дня», как сказала бы моя мать, не будет пить пиво, он что-то хотел решить, а для этого решения был необходим я.
К пиву Большой Иван привез несколько банок маслин и кусок соленой горбуши.
— Есть предложение, — сказал он. — Армия хотела бы снять документальный фильм о Варшавском Договоре.
— Который скоро развалится, — отметил я.
— Мы тоже так считаем. Твой фильм должен убедить генералов, что перемены неизбежны…
Я уже научился выслушивать. И когда мне делали предложение, и когда просто рассказывали, я молчал, давая возможность собеседнику выговориться и раскрыться.
И вдруг я понял, почему не откажусь от этого предложения.
— Я соглашусь, если в съемочную группу будет включен переводчик, который знает польский, болгарский, словацкий, венгерский и немецкий языки. Это не несколько переводчиков, а один.
— Милка, что ли? — спросил Большой Иван.
— За мною приглядывают? — спросил я.
— Я недавно встретил пани Скуратовскую, она сказала, что ты спишь с какой-то переводчицей. А когда ты стал перечислять языки, то венгерским в кино владеет только Милка. Я угадал?
— Угадал.
— Будут сложности.
— В чем?
— Уже несколько лет, как она подала заявление об эмиграции в Израиль.
— Она мне очень нравится, и, может быть, я смогу ее переубедить, и она заберет свое заявление.
— Ладно. Я попробую. Оператора и звукооператора мы тебе дадим. Осветителями тебя обеспечат на месте. Сегодня при министерствах обороны в каждой национальной армии есть свои киностудии. Сценария фильма нет, но есть план. — Большой Иван достал тоненькую папку и положил на стол. И я понял, что вопрос с переводчиком будет решен. Наверное, мне вначале откажут, а если я буду настойчив, то согласятся.
На следующий день мне позвонила она:
— Надо срочно встретиться.
— На этой неделе не получится.
— Я тебя умоляю!
И я понял, что ей очень хочется поехать в Европу.
— Я простужен и не выхожу из дома.
— Я беру такси и еду к тебе.
Через полчаса она вошла в мою квартиру, пытаясь сразу начать разговор.
— В ванную, — сказал я.
— Вначале поговорим.
— Потом поговорим.
— Идиот!
В ванной она пела какую-то песню. Так я узнал, что у нее абсолютно нет слуха.
Не надев далее моего халата, она бросилась в уже расстеленную постель, но не удержалась и сообщила:
— Они хотят взять с меня подписку.
— Потом.
— Я не хочу давать подписку о неразглашении того, что я услышу в поездке по национальным армиям.
— Что ты знаешь сегодня о национальных армиях Варшавского Договора?
— Ничего.
— И нормально живешь без этого.
— Скромно живу. Если бы чего знала, наверное, и платили бы больше.
— За знания тебе и заплатят. Условие-то детское. Что узнаешь, надо будет забыть. Это как у детей. Узнал на улице матерные выражения — забудь их.
— А если я захочу эмигрировать в Израиль, а дала подписку, то меня не выпустят.
— Вот это серьезно. Об этом я должен знать в первую очередь.
— А почему в первую?
— Потому что, если я решу жениться на тебе, я должен быть уверенным, что ты не уедешь в Израиль или в Америку.
— А в Жмеринку можно?
— В Жмеринку можно.
— Ну, спасибо.
— Я жду ответа на поставленный вопрос.
— Может быть, я и эмигрирую. Но у меня есть нежелательные отклонения для еврейки. Я люблю русских мужчин. И первый муж у меня был русский. И второй.
— Ты дважды была замужем?
— Второй раз неофициально. Вернее, я хотела выйти замуж и даже считала его своим мужем, а он, подлец, ушел к другой.
— К русской?
— К армянке.
