Это было угрожающе пафосное и архаичное по виду послание, словно бы отправленное из прошлого века: вверху национальный герб на широком красном поле, канцелярские реквизиты и целая вязанка грифов: «Секретно», «Лично в руки», «Снятие копий воспрещается», «По прочтении сжечь». Сам же текст послания, при всех длиннотах, почти ничего не говорил ни уму, ни сердцу. Но, вероятно, Кондеев, прочтя первую же фразу, должен был подскочить от радости, прижать к сердцу эту бумагу и потом, дочитав, не сжечь, а разжевать и проглотить, как счастливый билет.
Там извещалось, что в результате тотальной сквозной проверки по линиям ГРУ, МВД, ФСБО, СЦУ, Центра «У», Центра «Ф», Федеральной службы санитарно-эпидемиологического надзора, опираясь на донесения Комитета по выявлению восьми степеней лояльности, Высшая инстанция утвердила кандидатуру Кондеева С. Т. на пост чрезвычайного финансового агента с последующим откомандированием в г. Лондон (Великобритания) для выполнения спецоперации особой важности. Провести инструктаж перед поездкой поручено генерал-лейтенанту Флагману М. Ю.
«Они тебя раскусят, – говорит Агата вечером того же дня. – Они тебя раскусят моментально. Ты не похож на Хмурого. У него были глаза убийцы: он же правда людей убивал или заказывал, сам мне об этом говорил. А ты даже бешеного пса неспособен пнуть. Но дело не в Хмуром – они, возможно, никогда и не видели его. Дело в том, что ты другой породы. Ты, например, не можешь унизить подчинённого или просто нижестоящего; ты и нахамить-то не сумеешь – просто так, ни за что».
«Кто? Я не сумею?!» – Турбанов почти оскорблён.
Агата пришла замёрзшая, потому что долго простояла на ветру, дожидаясь какого-то валютного деятеля, он опаздывал на встречу, а когда всё-таки подъехал на лакированном чёрном внедорожнике, блеснул фигурным перстнем с распятием на фоне триколора и спросил: «Давно ждёшь, красотка?» – она сразу поняла, что не будет иметь с ним никаких дел – зря потратила время.
В её номере, кроме средней обшарпанности, ещё и скудноватое отопление, и Турбанов зовёт Агату в свои дизайнерские апартаменты, где, наоборот, жарко. Но она уже успела лечь под одеяло и накрыться с головой. Надышав немного тепла, она выглядывает и говорит: «Прячься тоже сюда – у меня здесь рай!» Но, как только он внедряется в надышанное убежище, звонит телефон Хмурого, и Турбанов встаёт, чертыхаясь.
«Сергей Терентьевич! Вас беспокоят из приёмной генерала Флагмана. Матвей Юрьевич хочет с вами поговорить».
Турбанов оглядывается на Агату и делает зверское лицо:
«Некогда мне сейчас, я занят. Скажите, пусть завтра позвонит. А лучше – послезавтра».
Потом выключает телефон и сомневается вслух:
«Ну как я? Не очень?»
«Ты очень, – заверяет она. – Ты всегда – очень».
Турбанов перестал смотреть телевизор ещё до того, как всех телезрителей страны обложили духовным налогом. Культурных обрезков и канцерогенного жмыха под видом полезных новостей ему хватало и на работе.
Духовный налог был небольшим, но неуклонно возрастал. И оказалось, что многие люди, особенно безденежные, малоимущие, совершенно не в силах отказаться от ежедневного телевизионного счастья, которое уже становилось им не по карману. В прошлую Пятилетку временных трудностей Комитет по выявлению лояльности дважды проводил массовые опросы, предлагая выбрать покупки, без которых человек согласился бы в крайнем случае обойтись: новая одежда, лекарства, книги, макароны, картофель, сахар, чай – ровно сто пунктов. В первую тройку самых насущных предметов торжественно, как гроб, был внесён телевизор, уступив лидерство лишь алкоголю и табаку. Опытные эксперты немедленно объяснили полученный результат: наш народ охотно и даже с радостью платит духовный налог, потому что этот налог – духовный. Как и сам народ.
В люксе, где теперь жил Турбанов, был установлен электронный комплекс «умный дом», который иногда сходил с ума и без спросу включал то сирену воздушной тревоги, то телевизионную панель, обрамлённую, как холст, золочёным кудрявым багетом, и затем долго отказывался выключать. В таких случаях Турбанов поневоле становился телезрителем и даже невзначай заслушивался речами отдельных говорящих голов, особенно если эти головы были ему знакомы в прежней жизни.
