Шурик выпотрошил карася, проткнул насквозь тальниковым прутом и подал огню. Володя тоже снял со своей верёвочки карася — самого маленького. Лёня шмалил сомика.
Вскоре мальчишки ели обугленную жарёху.
— Никогда не пробовал такой вкуснятины, — нахваливал Володя.
Зажарили по второму карасю. Вторые почему-то отзывали тиной, сыростью и вкусом уже не те. Выели мальчуганы брюшки и начали собираться домой.
4
Лёня вытащил из речки свой улов. Затрепыхались, запрыгали на траве караси, готовые взлететь голубями. Из крупных он дал Володе пять штук, мелких отпустил. И Шурику велел выбросить мелюзгу.
Течение быстро несло оморочку. Солнце последние минуты светило из-за сопки. Жур отражал розовые облака и казался бездонным.
Шурик, глядя на кипучие облака в воде, таинственно заговорил:
— Знаете, ребя, какой мне сон приснился? В сугробах с мамонтом воевал. Живого никогда не видел, а он приснился, мамонт…
— Зато видели твои предки, — бойко сказал Володя. — Это они загоняли мамонтов в ямы, убивали камнями и съедали. А тебе, Шурик, снится. Мама говорит: в каждом человеке есть капля его предков. Она читает журнал «Вокруг света». Знает.
— Ещё мне снилось: плыву морем, а вокруг меня рыбы всякие, и я рыба. — Шурик держится за борт оморочки, смотрит в глубину реки, глубина — небо. — Это к чему, Вовка?
— А к тому, что твои предки плавали в море, когда ещё не были обезьянами. Вот и снится тебе море. — Володя тоже опасливо поглядывал вниз, на бурлящие облака.
— А не врёшь ли ты, Вовка? — насторожился Шурик. — Складно разгадываешь сны…
— Стал бы я обманывать тебя! Говорю, мама читает журнал «Вокруг света», там про всё написано. Ты хотел бы в космос?
— Ещё бы!
— И я хочу. Все хотят, — мечтательно продолжал Володя. — Когда-то мы умели летать как птицы, мама говорит. Потом у нас крылья отпали, но высоту мы помним и скучаем по небу.
Лёня достал из мешка карася и бросил Володе в ноги. Несмело спросил:
— По-твоему, в нас и дух Александра Невского?
— А ты думал! — Володя сегодня ловил карасей руками и научился плавать. Это его сделало уверенным в себе, смелым на слово. — Ты видел сон, будто едешь на богатырском коне в стальном шлеме, с пикой? Значит, есть в тебе капля Александра Невского.
— Возьми ещё карася, Вовка, — расщедрился Лёня. — А Чапаев есть в нас?
— Чапаев и подавно…
— Александр Матросов тоже есть! — изумился Шурик.
— И мы будем в людях, которые будут потом, — неудержимо разошёлся Володя. — Приснится им, будто в реке бултыхаются, сома ловят. И будут гадать, откуда такой сон? Так и не узнают, что мы сома ловили, а им снится… Разве в журнале прочитают. — Это Володя вспомнил слова матери.
В темноте — Полярная звезда лампой-ночником. Две чёрные птицы — козодои — неслышно летали над лоснистой рекой. Под сопкой светлячки керосиновых огоньков — в селе не работала электрическая станция. Отец Володи помогал ремонтировать генератор.
Разговор о снах оборвался. Никто не продолжал. И молчком плыть жутко.
— Едем, Вова, за ракушками, — предложил Лёня. — Ты нам про городские случаи расскажешь, мы тебе покажем дикого кабана или другого зверя.
— Помнишь, Лёня, ту ночь? — наигранно громко спросил Шурик. — Залезли мы в палатку, Вовка, сидим, врём кто про что знает. На реке булькает, в кустах шумит дождь… Бабах на той стороне! Крутояр обвалился, говорит один. Дерево упало, говорит другой. Слышим — сопит, фыркает. Кто-то плывёт к нам. Один схватил столовый нож, другой — топор. Глаза выпучили, ждём. Он вылез на берег, отряхнулся, будто куст прошумел. Ходит — галькой скрежетит, загремел ведром. Потом ка-ак рявкнет! И хватил по кустам. Бежит, хрюкает и скулит. Мы вылезли из палатки с фонариками. На пепле костра лапища со шляпу — медведь на пепел наступил, а под пеплом горячие угли были. Все тогда струхнули, один я ничуточки, — закончил рассказ Шурик. — Я складышек с вечера наточил. Пусть бы сунулся…
Оморочку несло высветленной небом узкой полосой. По сторонам чёрные тальники.
Сколько-то минут ребята стучали, бухали палками. Греблей унимали робость перед ночью. Ворковало в носу оморочки, сыпались капли с палок, но скорость нельзя определить — кругом темно. Впереди тускло светились окна деревни — не понять, близко или далеко.
