— Ай!
— Я предупреждал: никогда не лги мне! Но ты, вижу, не вняла…
Этим вечером я слишком устала эмоционально и больше всего устала бояться, поэтому, сжав кулаки, упрямо посмотрела обнаженному мужчине в глаза:
— А что теперь? Убьешь, да?
Он остановился в полуметре от меня, подхватил простыню, используемую здесь в качестве полотенца, и, медленно вытираясь, ледяным тоном пригрозил:
— Нет, просто спущу свою темную сущность.
— И что будет? — уже без апломба вздохнула я.
— Она очень любит питаться жизненной энергией таких глупых, лживых девчонок.
— Я пошутила вообще-то. — Мой голос сорвался на писк. — Просто мало что уже помню из прошлой жизни, но я была человеком.
Сэбиан кивнул своим мыслям и продолжил выдавать перлы прозорливости:
— И явно из другого мира!
— Почему ты так решил?
— Речь правильная, как у аристократки, но вместе с тем слишком свободная. Что характерно для драканы, а не для леди, которая живет за рекой! В тебе слишком много воли, независимости, однако ты рефлекторно ставишь обувь туда, где ее удобнее взять. Складываешь вещи как… прислуга. Но при этом краснеешь при виде голого мужчины, даже мужа. Ты образована, воспитана и благожелательна, но все это не плоды Эсфадоса.
— Может быть, я родилась и выросла на другом конце Эсфадоса? Почему сразу из другого мира? — предприняла я вялую попытку выкрутиться. Скорее по привычке.
— За тридцать семь лет жизни я успел побывать во многих уголках нашего мира, — ровно ответил он, отбрасывая мокрую ткань и присаживаясь на кровать.
— Ну что ж, ты прав, — тихо признала я, пока он натягивал рубаху.
Думая о том, как теперь может поступить со мной темный маг Сэбиан Керо, автоматически отметила, что он босой. Выловила из лохани тряпку и, присев на корточки, вытерла ему ступни. Пусть земля здесь сухая, глинистая и утоптанная, но все равно мне самой было бы неприятно вымытыми ногами ходить по земляному полу.
— Спасибо, — неожиданно хрипло произнес он.
Пока Сэбиан обувался, я оправила свою рубашку, стянула ворот в кулак и стала ожидать его дальнейших действий.
Притопнув сапогами, он поднялся, подхватил кафтан, пояс, ножны, перебросил через локоть и наконец озвучил свое решение:
— Завтра ты подтвердишь брачные клятвы… по светлым и темным законам. И о твоей тайне никто не узнает!
— А как же твой друг? — всхлипнула я, чувствуя себя развалиной от усталости, ноющей боли в растревоженной ране и навалившихся проблем.
— Мы с Ройваном связаны кровью и клятвой верности. Поэтому он никогда не сможет предать меня или мои интересы!
— Но я — не ты? — уточнила я.
— Да, но ты входишь в сферу моих интересов, — спокойно ответил он, направляясь к выходу из кельи. — Утром будь готова к свадьбе.
— Хорошо, — ответила я в закрытую дверь.
Вернувшаяся через минуту Ноэль, увидев меня возле камина с подсвечником в руке, прямо с порога осторожно спросила:
— Ты что делаешь?
Будучи не в самом хорошем расположении духа после общения с мужем и глубоко в своих мыслях, наверняка отражавшихся на лице, я выпалила:
— Да вот думаю, чем бы прибить этого наглого, самоуверенного, самовлюбленного деспота, тирана и эксплуататора… моего почти мужа! А, ладно, подсвечник тоже подойдет, тяжелый… Хрясь по темечку — и нет проблем с очередным замужеством, привет, свобода выбора, жизнь и…
Я чуть не выронила подсвечник: сестра, испуганно охнув, ринулась ко мне. Бухнулась на колени, обняла мои ноги и отчаянно запричитала:
— Сафира, умоляю тебя, не надо! Не надо на них нападать. Они сильнее, разве ты с ними справишься?! И за воротами точно расположился его отряд. Мы же только-только жить собрались. Ты же обещала, что никогда не станешь прежней, Сафи… — Ее голос звучал тихо, но оглушающе эмоционально, выдавая чувства, которые драка весь вечер пыталась спрятать от чужаков. — А как же я? Что будет со мной, если тебя убьют? Ты обещала, обнадежила… а сама…
Истерика Ноэль пробирала до костей, вместе со сквозняком, гулявшим по невысохшей рубашке. Поглощенная собственными чувствами, я не заметила, что и у нее нервы давно уже были на пределе. Понадобился лишь малюсенький повод, которым стала дурацкая, не смешная шутка измотанной попаданки. Попробовала отцепить бедняжку от своих коленей и поднять на ноги, но не тут-то было. Она продолжала безудержно рыдать, причем едва слышно, содрогаясь всем худеньким телом. И оттого, к моему стыду, картина выглядела еще более удручающей, болью отдаваясь в душе.
