Сергей Дмитриевич говорил больше всех. Его интересовало Карлушкино имя – не в честь ли Карла Маркса; его «успехи на производстве» – прямо так и задал вопрос – и «жилищные условия».
– Нормальные условия, пап, – вступила в разговор Настя, – жить будем с Ларисой Павловной. Как-нибудь разместимся в трех комнатах, правда? – и весело улыбнулась, подмигнув Карлу.
Вера Арсеньевна спросила только, где он живет. Услышав, что в Старом Городе, оживилась.
– А мы знаешь, где жили?.. – начала было, но бабка громко напомнила про духовку, и та заторопилась на кухню. Вернулась некоторое время спустя, но разговор продолжения не имел. Вернее, говорил один Сергей Дмитриевич. Начал, в отсутствие жены, рассказывать, как во время войны их часть перебросили «в этот ваш Старый Город, вот так прямо ихний бульвар главный, а с той стороны площадь; ну так у нас там казармы были». Две рюмки спустя, сам того не заметив, уже повествовал, как два года назад его сделали бригадиром. По мере того как в бутылке понижался уровень водки (бальзам он больше не наливал), Сергей становился все более словоохотливым. Обращался по большей части к Карлу, всякий раз с одинаковым зачином: «А я тебе так скажу…», о чем бы ни говорил, а говорил главным образом о «производстве», то есть о торфодобыче. Собеседник понятливо кивал, отвечая все реже и в основном междометиями, надеясь, что его «конечно» и «угу» не звучат невежливо.
– Твой-то батя тоже небось воевал?
Вопрос был неожиданный и совершенно непонятный после детального описания, как он, бригадир, закрывает наряды.
– Отец? Нет, он не воевал, – начал было Карлушка, но в этот момент Настя наступила ему под столом на ногу.
– Отец не воевал, – повторил он, глядя в синие глаза будущего тестя, – он… работал.
– Бронь, значит, имел, эт-та, – вслух решил Сергей Дмитриевич. – У нас в роте один служил. Сам он с Челябинска, с Урала, так евоному отцу тоже бронь дали, как война началась. Я тебе так скажу: он на этом своем заводе…
Или она нечаянно наступила? Поймав Настин взгляд, понял: нет, не случайно.
Карл не удивился. Он так часто встречал внезапное молчание, переглядывания, а то и откровенную холодность, чтобы не сказать враждебность по отношению к бывшим сосланным, что понял: лучше промолчать. Он не солгал: отец работал всю войну не покладая рук, и не его вина, что не воевал – с ним воевали…
– Сережа, Сереженька! Смотри, гость-то усталый совсем, тем более с дороги; и Настена вон носом клюет.
Старуха ловко ухватила бутылку с остатками водки, Вера почти синхронно сняла со стола бальзам и наливку. Пока Настя с матерью относили посуду на кухню, Карлушка бесцельно слонялся по комнате, пока не наткнулся на невысокую полку с книгами в углу.
Говорят, что по библиотеке можно определить характер и пристрастия владельца, но Карл оказался в тупике. Он с недоумением пробегал глазами заголовки на корешках: «Русский лес», «Легенды и мифы Древней Греции», «Бухгалтерский учет в торфодобыче»… Рядом стоял свекольного цвета Беранже: «Песни». К Беранже прислонилась «Княжна Тараканова», потом шли «Справочник по элементарной математике», «Как закалялась сталь»… Увидев два корешка с одинаковыми названиями, он удивился и вытащил обе книжки и с недоумением переводил взгляд с одной обложки на другую. Одна называлась «Барсуки» и принадлежала перу Ф. Панферова, другую – «Бруски» – написал Л. Леонов. Вместе с «Русским лесом» вполне могли бы составить трилогию – чем не материал для литературной студии? «Вы литературовед, молодой человек?» – спросили бы. «Нет, инженер-радиотехник». Две книги – «Время жить и время умирать» и «Сага о Форсайтах» – стояли с наклоном в противоположную сторону, словно отшатнувшись от соседей. Он невольно улыбнулся.
– Эт-та…
Сергей Дмитриевич остановился рядом.
– Эт-та… – повторил он и показал пальцем на книги. – Мы Настене ни в чем не отказывали, вот и с книжками тоже. У ей этого добра в старом доме целая куча осталась, там сейчас мать живет. Огород, то-се. А я тебе, эт-та… если хочешь стоящее что почитать, то вот сюда гляди.
Он нагнулся и жестом поманил Карла последовать его примеру.
