– И ведь нигде не укупишь, двадцать пять рублей, как одну копеечку, отдала. Кто уж сюда вселится, вы или кто другие, так мне спасибо скажете.
Квартира так понравилась Карлу, что совсем не хотелось думать о «других», которые входили в сложную обменную рокировку. Так легко представилось, что Ростик сможет на зимних каникулах жить вот в этой светлой комнате, а сам он – в соседней. Сюда, к окну, можно будет поставить отцовский письменный стол… С трудом отмахнулся от опасных мечтаний и двинулся за хозяйкой, непрерывно говорившей.
– В кухне сюда стуло не ставьте и не садитесь: тут от кладовки дует. Она хорошая, кладовка эта, никакой холодильник не надо, только зимой дует. Этот сволочь обещал войлок набить, да где там… Уж вам самим придется, а то другому, кто вселится.
Договорились, что она приедет завтра «посмотреть вашу жилплощадь».
Что и сделала; «жилплощадь» ей, кажется, понравилась, общая квартира не смутила. «Сколько соседей, трое?» – и провела беззаботно в воздухе рукой, словно отодвинула всех соседей сразу. В зеленом джерсовом костюме вместо фланелевого халата, парикмахерская укладка блестит лаком, с сиренево-химическими веками, она была сегодня почти неузнаваема, если бы время от времени не шмыгала носом, как ребенок. Быстро и толково разъяснила, какие документы нужны, добавив многообещающе: «С теми вроде как уже сговорено, они согласны». Неизвестные «те» звенья обмена так и остались для Карла невидимками, как чьи-то голоса за сценой по ходу спектакля.
Вот-вот начнется май. Теперь его хотелось даже немножко притормозить, чтобы к приезду сына покончить с обменом и переехать в отдельную квартиру, где у Ростика будет своя комната. Потому что, кроме зимних и летних, есть ведь еще и весенние каникулы, пусть короткие, но мальчик сможет приезжать, хоть на несколько дней…
К изумлению Дмитрия Ивановича ответы пришли из обоих пединститутов. Как ближний, так и дальний выразили готовность зачислить его в штат. Вот она, драма Буриданова осла, усмехнулся он. И ведь быстро ответили – месяца не прошло!
Впрочем, неизвестно, как все сложится, если всплывет история с машинкой. В любом случае выходило, что нужно поехать самому и сориентироваться на месте.
Поражаясь собственной решительности, созвонился с институтами и поехал, отменив репетиторство и выбрав дни, когда не было уроков в школе.
Заняла вся суета, как Присуха снисходительно называл это сам с собой, две недели. Оставалось решить. И ведь что интересно: теперь, после долгого – девять с лишним лет – перерыва, когда стало можно вернуться к настоящей работе, принять решение оказалось очень трудно и страшновато.
Ворочаясь в постели без сна, он сдавался: включал свет и раскрывал книгу. Не читалось; приходилось вставать, закуривать и шагать по квартире, словно ходьба помогала думать.
В конце концов Дмитрий Иванович, применив совершенно бухгалтерский подход, хладнокровно подсчитал плюсы и минусы каждого института. Предположим, бормотал он себе под нос, совершая который уже рейс по квартире, там дают спецкурс – мой спецкурс – прямо с первого семестра, а здесь еще бабушка надвое сказала, дадут ли вообще. Зато там «Труды» выходят через пень-колоду, а здесь – как часы. Вот и думай, Митенька. При этом здесь обещали дополнительные часы, которые можно использовать для Голсуорси… Не замена спецкурсу, но хоть что-то. Нельзя было не принимать в расчет и расстояние: ближний институт позволял обойтись без обмена квартиры, потому что ездить туда можно было на поезде. Черт возьми, если он все эти годы катается в вечернюю школу на автобусе, что стоит привыкнуть к поезду, да и не каждый день ведь ездить? Расписание можно будет согласовать, а в «Труды» предложить небольшой безопасный фрагмент из монографии.
Поехал еще раз, теперь уже поговорить о публикации.
Присухе сопутствовала удача. Сборник готовится к печати, статью брали с энтузиазмом. Проректор пожал руку: «Оформляйтесь, Дмитрий Иванович».
Дорого яичко да ко Христову дню.
Присуха заполнил анкету для отдела кадров – пускай они теперь страдают бессонницей – и купил расписание поездов.
