Мерный шум с каждым шагом усиливался. Теперь уже он напоминал грохот грома вдали.
— Что это может быть, Франциско?
— Не знаю, сеньорита.
— Может быть падение ручья в бездну?..
— Может быть.
Но заглушая мерный шум, из невидимых глубин галереи несся острый, протяжный, ужасный, безумный вой…
— Франциско! — вскрикнула Лолла.
Бледная, с холодным потом на лбу, остановилась она и положила дрожащую руку на плечо Франциско, а другою ухватилась за край скалы.
— Франциско, — бормотала она, — ты слышал?
— Да, сеньорита, да, — прошептал бедный слуга.
Несколько минут стояли они так молча, не решаясь двинуться, и боролись с нечеловеческим ужасом.
Вторично донесся тот же вой, точно отчаянный призыв сирены корабля, погибающего ночью среди рева бури.
— Франциско, надо идти и посмотреть! — сказала Лолла и дрожащим, и решительным голосом. — Нельзя оставаться здесь… Пойдем…
— Но, сеньорита…
— Пойдем, что-то мне говорит, что г-н Сиврак там, там, в этой тайне. Иди!
— Я за вами барышня.
Только что они двинулись, как услыхали сзади, но еще очень далеко, острые звуки.
— Прислушайся!
Опять остановились, затаив дыхание. Не было сомнения: то были свистки меркуриан.
— Видишь! — сказала Лолла. — За нами еще гонятся. Позади плен и смерть. Впереди — неизвестность, но, может быть, Поль… Идем!
Смелая девушка бросилась вперед. Франциско не отставал.
Вдруг она истерически вскрикнула, схватилась за скалу, чтобы остановиться, — и повисла над пустотой, открывшейся под ногами. Франциско смог остановиться раньше. Он протянул к Лолле руки, снял ее и поставил на безопасное место.
Молодая девушка несколько успокоилась и стала смотреть вместе с Франциско. Что за поразительное и ужасное зрелище!
Под ногами у них карниз обрывался над неизмеримою пропастью, откуда несся мерный грохот и временами жалобное завывание. С правой стороны под ними ручей обрывался под прямым углом и падал всею бесшумною массой в апокалептическую бездну. И наконец, перед ними, на другом краю пропасти, широким водопадом стремилась в пучину Золотая река. Из обоих этих каскадов жидкого золота исходило слабое свечение. Внизу, в самой пучине, на необъятной глубине виднелось лишь сплошное облако желтого неясного света, излучаемого «водой» Меркурия.
Лолла и Франциско в оцепенении созерцали эту картину, когда громкие свистки напомнили им об опасности, от которой они бежали.
— Франциско, они приближаются! — сказала Лолла.
— Я придумал, сеньорита!
Он растянулся на животе, опустил голову в бездну и внимательно осмотрел стену.
— Сеньорита! — сказал он, поднявшись. — Вы не побоитесь?
— Нет!
— Ну, так мы спустимся туда!.. Ясное дело, что эти жидкие массы имеют выход там, на дне… Если даже внизу нас стережет смерть, так ведь здесь она еще вернее… Угодно вам спуститься?
— Спустимся! — сказала решительно Лолла.
— Тогда, сеньорита, садитесь верхом ко мне на плечи. Охватите меня покрепче ножками, а ручками держитесь за стену, я тоже буду держаться… Так мы не расстанемся… или я вас спасу, или погибну вместе с вами…
Ни слова не говоря, Лолла села верхом на плечи слуги, который низко опустился. Когда он почувствовал, что его молодая госпожа держится на нем крепко, то приподнялся, стал на колени и начал медленно, медленно спускаться задом по головокружительной стене. К счастью на стене попадалось много выступов, углублений, крошечных площадок. Он цеплялся руками за каждую шероховатость, потом с крайней осторожностью опускал ногу, выискивая опору.
Вскоре они услышали над собою, на карнизе, яростные свистки. Лолла подняла голову: меркуриане жестикулировали, наклонялись вниз, но ни один не решался спускаться за беглецами.
— Они не будут нас преследовать, — сказала она.
— Нет. Вот одною опасностью и меньше!
Наверху все продолжался свист, а снизу несся страшный размеренный грохот и ужасающий, неистовый вой…
Лолла и Франциско вскоре оказались среди светящегося облака. Наверху, внизу, направо, налево только и видно было это облако, похожее на блеск солнца, встающего на Земле утром из-за легкого тумана. Перед ними та же черная шероховатая скала. А они все спускались. Мало помалу свист наверху затих и прекратился. Но внизу все сильнее грохотало, а вой раздирал душу, становился невыносим.
