Поль объяснил Франциско, что ему нельзя будет говорить, а только свистеть. Он будет такой же, как и Брэд.
— Bueno! — согласился бравый испанец. — Свистать так свистать!
Ахмед-бей стал перед пациентом и приступил к магнетическим пассам. При этом он особенно свистел — вероятно мысленно произносил формулу заклинания. Тело Франциско передернулось и на губах выступила пена. Тогда доктор лег рядом с ним. Из губ Франциско и из хобота доктора вылетели искры; они стали прыгать в воздухе, потом как молнии скрестились; та, что вышла из Франциско, вошла доктору в хобот, а другая скрылась во рту у Франциско.
А спустя две минуты бывшее тело Франциско встало, оживленное ученой душой доктора; меркуриальное же тело, только что служившее оболочкой доктору, а теперь занятое испанцем, высоко подпрыгнуло, побежало и стало рядом с Брэдом.
Перемещение двух душ закончилось.
ГЛАВА IV,
разъясняющая некоторые тайны и ставящая перед Полем Сивраком ужасную дилемму
Без сомнения, душе Франциско сначала было не очень удобно в меркуриальном теле. Одноног, ставший испанцем, или вернее испанец, ставший одноногом, принялся размахивать ногой, рукой, хоботом, свистеть и вращать единственным глазом самым комичным образом. Но бесстрастная поза Брэда дала ему понять, что энергичная душа не должна ничему удивляться, и он успокоился.
Что же касается души Ахмед-бея, то ей очевидно было не дурно в теле Франциско; она могла говорить по-человечески.
— Monsieur, — сказал доктор Полю, — как вы себя чувствуете?
— Хорошо, — ответил Сиврак, пожимая доктору руку. — Это падение меня оглушило, но благодаря своей легкости и упругости жидкости в озере я остался цел.
— Тогда нужно заняться барышней; ее обморок слишком продолжителен. — И доктор, под видом Франциско, подошел к Лолле. Поль уже был возле нее. Брэд с Франциско стояли поодаль. Немного дальше лежало, вероятно мертвое, тело меркурианина, насильно увлеченного в водопад Золотой реки.
В огромной пещере по-прежнему раздавался ритмический грохот, покрываемый по временам ужасающим воем.
Но теперь все были заняты Лоллою и мало обращали внимание на эти звуки, объяснение которых должно было придти позже.
Лолла Мендес, лежавшая на земле в прозрачном свете от озера и каскадов, казалась бледною как смерть. Поль заметил эту бледность и затрясся.
— Доктор, она не умерла?
Доктор стал на колени над молодой девушкой, отвернул край корсажа и приложил ухо к девственной груди. Не отвечая Полю, он слушал долго. Потом поднял голову и прошептал:
— Странно!
В глазах у него отразилось глубокое удивление.
Потом брал каждую руку девушки, внимательно рассматривал; осмотрел неподвижное мертвенно-белое лицо с вытянувшимися чертами и опять прошептал:
— Странно!
— Доктор, умоляю вас! — вскрикнул Поль.
Ахмед-бей опять поднял голову, взглянул на Сиврака, у которого бледность и широко открытые глаза ясно говорили о состоянии души, и спросил:
— Вы любите эту девушку?
— Я жизнь за нее отдам — воскликнул Поль с юношеским порывом.
— Это ее не спасет, — холодно возразил доктор. — Прошу вас собрать все ваше мужество, все присутствие духа.
— Она умерла! — дико вскрикнул Поль.
— Нет, — коротко ответил доктор.
Помолчавши, он заговорил нахмурившись:
— Мы находимся перед необыкновенным случаем, который я видел только раз в своей земной жизни, в Индии… Эта девушка жива, хотя у нее все признаки смерти, все, исключая одного: ее сердце останется гибким и не разложится. Но сердце все-таки не бьется, легкие не функционируют… Она в состояние глубочайшей каталепсии… Когда она проснется? Да и проснется ли, прежде чем перейти от каталепсии к смерти?.. Будь это в моей парижской лаборатории, я поднял бы ее на ноги специальными средствами и магнитно-электрическим лечением. Ну, а здесь — не знаю!
— О, доктор, доктор, спасите ее! — безумно кричал Поль, падая на колени перед бедной Лоллой.
Когда доктор говорил, подошли Брэд и Франциско. Они тоже начали упрашивать Ахмед-бея знаками и свистом. Но доктор сказал:
— Тишина и молчание, прошу вас! Слушайте, г-н Сиврак. Я попробую единственное средство, которое есть в моем распоряжении — это развоплотить ее душу.
