— Тысячи людей доверили нам свою жизнь… — только и сказал он. — Напра-во! За мной!
Шеренга повернулась, и бойцы, как один, ровно, в ногу вышли из землянки.
В этот день первый взвод неполным своим составом срубил деревьев больше, чем за два последних дня.
— С характером парень, — сказал Рахимбекову политрук.
Рахимбеков вздохнул и промолчал. Он знал, что все равно без помощи извне сил надолго нехватит.
*
О том, что делается сейчас на озере и на его берегах, никто ничего не знал. Сюда, в лесной лагерь, долетали только приглушенные звуки артиллерийской стрельбы, да изредка над лесом проходили самолеты. Но к буханью пушек давно привыкли, а самолеты шли так высоко, что трудно было определить, свои это или чужие.
Однажды заглянул в лагерь лесник. Он появился на поляне перед вечером и, угрюмый, костистый, зажав в кулак сивую бороду, некоторое время смотрел на поваленные могучие стволы сосен, может быть, еще ровесниц Петра. Потом подошел к подпиленному и брошенному дереву, снегом залепил прорез и молча присел у костра.
Был час перекурки. Старик долго разглядывал изможденных, в одних шинелишках и ботинках бойцов, их потрескавшиеся огрубелые руки, затем поднялся, неторопливо снял свой просторный кожух, подошел к длинному посиневшему красноармейцу третьего взвода, озябшему так, что он не в состоянии был даже прикурить от уголька самокрутку.
— Надень, — сказал лесник, передавая ему полушубок. — Стужа.
Вернувшись на свое место, он перепоясал ремнем оставшийся на нем ватник, поднял берданку.
— Бог нам послал мороз, — произнес он все так же медленно, почти торжественно. — Двадцать зим не переезжали озеро. Теперь погляди. День и ночь, день и ночь едут.
Он ушел, даже не взяв взамен шинелишки, предложенной ему оторопевшим красноармейцем.
Узнав об этом, Комаров отправился искать лесника, чтобы поблагодарить его и расспросить подробнее о Ладоге. Недавно он видел издали какую-то избушку, возможно, это и было жилище лесного сторожа.
Уже наступила ночь, но в лесу было светло, почти как днем. Ветер утих, неподвижно стояли сосны и ели, отяжелевшие от снега, синели сугробы, замерзшие, дочерченные четкими тенями, яркая, высоко вверху висела луна. И неожиданный огонек между деревьями показался Комарову чужим в этом мертвом царстве.
Комаров шел довольно быстро. Окаменевший, словно облитый глазурью снег скрипел под лыжами, они скользили легко и плавно, и капитан вскоре очутился возле рубленой избушки, величиной с деревенскую баню. И, как это ни показалось Комарову диким, окно было открыто, возле него сидела женщина в платочке и о чем-то, как видно, думала. В глубине жилья топилась печь.
Комаров снял лыжи, толкнул дверь. Морозное облако ворвалось вслед за ним в избу. Когда оно растаяло, капитан удивился, пожалуй, не меньше, чем в первый раз. Почти третью часть избушки занимала печь. Стены жилья выбелены, но ни единого признака украшения, убранства, зеркала или какой-либо вещи, указывающей на присутствие женщины, не было. Только возле ситцевой занавески, отделявшей дальний угол, висела на стене свежесрезанная большая ветка сосны. С нее еще капала вода от растаявшего снега. Возле печи стоял топчан. На нем спал лесник. А женщина у окна оказалась совсем молодой девушкой, почти подростком, темноголовой, короткостриженой. И окно было вовсе не открыто. Чистое большое стекло, вправленное в невидную раму, обмануло Комарова.
— Гость пришел, дед, — сказала девушка, чуть повернув голову в сторону двери. — Я уже давно слышу.
Лесник поднялся. На нем была длинная белая рубаха, подпоясанная ремешком, поверх нее накинут ватник. Редкие седые волосы свисали на лоб. Прищурившись, старик некоторое время глядел на неожиданного посетителя, затем указал на лавку.
— Это из леса, Маша. Тот, что дорогу строит, — сказал он, обернувшись к девушке.
Сидевшая у окна подняла голову, и Комаров увидел, что глаза ее спокойны и безжизненны. Девушка была слепая.
Заметив растерянность гостя, старик нахмурился, подошел к печи, поправил торчавшую головешку.
— Два года назад, в эту самую пору… — сказал он вдруг угрюмо, — финские бандиты на парашютах в наш лес попали, на нее напоролись, спрашивали дорогу… Потом из пистолета… Доктора спасли, а только осталась вот…
