– Поэтому я с головой ухожу в работу.
Вот и разгадка, исходящая от самой соперницы. Ослепленная собственными чувствами, я и не предполагала, что другая тоже могла страдать. Но тогда какой ей смысл продолжать? Мобилизовав все равнодушие, на которое я только способна, я спрашиваю:
– Но в таком случае почему ты не бросишь его?
Глаза грустной рыбы становятся стеклянными, почти белыми. С непроницаемым лицом Стефани пускает колечки дыма.
– Потому что я люблю его! Вот так, глупо и безнадежно.
– Но ты ведь понимаешь, что ваша связь без будущего?
Отчеканиваю слова, чтобы они прочно вошли в сознание. А возможно, и в мое собственное.
– Предпочитаю поддерживать такие отношения с мужчиной, которого действительно люблю, чем проводить время с кем– то, кто будет мне почти безразличен. Он, и никто другой, впрочем, это невозможно объяснить. Любовь иррациональна по своей сути.
Моя ситуация тоже. Я размечталась. Сижу за столиком кафе в центре Парижа напротив любовницы моего мужа, которая об этом не догадывается и жалуется на то, что она с ним редко видится.
– А его жена? Ты о ней когда– нибудь думала?
– Постоянно. Иногда я говорю себе, что лучше бы ей вообще не появляться на свет, иногда – что мое поведение действительно отвратительно. Я знаю, я прекрасно понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Не в состоянии я жить без этого мужчины!
Невероятно! Стефани – просто нечто: любит до такой степени, что согласна скорее делить его с другой, чем потерять. Я становлюсь свидетелем проявления огромной, непостижимой любви. Более сильной, чем моя?
– И потом, в любом случае она не в курсе…
– Ну, кто знает?! – Я чуть не дала промашку. Скрываю свою неловкость за отменным кашлянием и кое– как прихожу в себя. – Почему ты так уверена?
– Он мне это сказал.
– Тогда понятно.
Она берется за свои бумаги и вздыхает:
– Интересно, зачем я тебе все это рассказываю?
Просто я подвела тебя к этому. Покровительствующим жестом кладу свою руку на ее запястье:
– Ведь ты почти стала моей подругой. Как его зовут?
Она сейчас скажет. Заявит, что его зовут Марк, и как мне реагировать? Ударить, надеть ей на голову ведерко для льда, обозвать ее, встать и выйти? Или все вместе? Мне этого вовсе не хочется. Не хочу новой боли, не хочу скандала. Не хочу прибегать к театральным выпадам, хочу сохранить лицо. Лучше бы она не раскрывала рта.
– Его зовут…
Мое сердце бьется, как в тот роковой день, когда я обо всем узнала.
– Солнышко… или Лапонька – в разные дни по– разному.
– Нет, имя!
С грустью:
– Его имя, дорогая? Оно не для меня, а для его близких. Я никогда не называю, не имею права называть его по имени.
По разные стороны стола вижу улыбки. Что касается меня, то я испытываю облегчение, ведь она не произнесла его имени, и, таким образом, в гареме Марка ее место явно после меня. Лицо Стефани выражает грусть и слабость. И смирение.
– Так что мы поместим под номером шесть?
Неожиданно она сменила тему. Разговор окончен.
– Два сердца – яркие, с разрывами. На заднем фоне два лица. Расплывчатые. Черно– белая фотография.
– Название?
– «Проецированные тени».
Находясь в мечтательном состоянии, она соглашается. Когда мы расходимся, пообещав снова встретиться, мне в голову приходит строчка: «Иди, я вовсе не ненавижу тебя…»[28]
По дороге домой я мысленно перебираю все возможные места, где могут лежать преступные запонки. Поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и, даже не положив сумочки, захожу в нашу комнату. Долго искать мне не приходится: чуть прикрытые носками мужа, лежат себе две маленькие серебряные лягушки с застежкой в виде сердечка. Озадаченная, после нескольких минут раздумий я решаюсь выкинуть их в мусорную корзину, со злорадством представляя, как Марк однажды утром спросит меня: «Детка, ты, случайно, не видела мои запонки?» Поздно. Дело сделано.
* * *
Но несмотря на признание Стефани, ее искреннюю любовь к моему мужу, сумочку и маленьких лягушат, я не могу ее ненавидеть. Больше того, я начинаю ее ценить. Мы видимся каждый день, иногда по нескольку раз. Подолгу работаем, а потом обедаем вместе. Иногда завтракаем. Чаевничаем, забегаем попить кофейку, едим миндальное печенье или круассаны. Однажды вечером, когда Марка не было дома, мы ужинали у нас. Подготовка выставки продвигается. Каждая «улика», будь то коллаж, композиция или инсталляция, фотографируется, увеличивается и распечатывается в формате метр на метр, в серебристом цвете. Реальность и ее тень. Ложная правда и правдивая иллюзия. Я добавила к своему списку еще мусорную корзину, которую я назвала «Лягушки». Все это уже оформляется в нечто осязаемое. Нечто интересное.
