– Пока не знаю.
– Ты можешь просто спереть флакон у мужа!
Конечно. Она действительно ни при чем. Продолжает сыпать остроумными шутками с абсолютно невинным видом. Или же передо мной непревзойденная актриса. Садистка. Но в юморе ей не откажешь.
– Улика номер два. Как тебе распечатка всех звонков с мобильного? Постоянно повторяющийся номер?
Как я сама об этом не догадалась? Марк вечно приклеен к своему телефону. Несется к нему каждый раз, чтобы я не успела ответить.
– Нет. Не распечатка. Сам мобильный с одним и тем же номером, появляющимся в ответ на запросы «входящие звонки» и «набранные номера».
– М– м… Недостаточно наглядно. Нужно и то и другое. Нет. Пожалуй, изменим размеры распечатки, сделаем ее размером с газетный лист. А на ней – черными жирными цифрами один и тот же номер. Как назовем?
– Без названия. Это настолько показательно само по себе, что тут нечего добавить.
– Согласна. Но остальным уликам все– таки дадим названия?
Под третьим номером мы объединяем чек и распечатку остатка на счете по кредитной карточке со следующим комментарием: «Пойман с поличным». Под четвертым – помещаем деловой ежедневник, испещренный помарками: «Состыковки и несостыковки». Пятый номер – волос на бумажном платочке. Я предложила: «Белобрысая шлюха», но Стефани начала энергично качать своей золотистой шапкой. Логично. Она предлагает: «Мужчины предпочитают блондинок», чего другого можно было ожидать? Наконец останавливаемся на кратком варианте: «Белобрысая».
– Знаешь что, Клео? Надо его сфотографировать.
– Волос?
– Да. Яркие цвета. Насыщенные. Или затемнить и сделать в серебристом цвете. А потом увеличить, как будто на него смотрят в микроскоп. Чтобы показать… обнаженную интимность, понимаешь?
Да, я понимаю! Можно даже квалифицировать это как нарушение неприкосновенности, вот! Волос посторонней женщины у меня в ванной! Меня начинает немного подташнивать – как всегда, когда я вспоминаю о недавнем инциденте, все еще свежем в моей памяти. Но если я и решила извлечь из него наибольшую пользу, то тело мое каждый раз напоминает, что его это ранило. Растяжение, разрыв сердечной мышцы. Если вред и не смертельный, то он все же затронул жизненно важный орган.
– А что ты думаешь о кровоточащем сердце?
– Будет вонять!
– На фото! Сердце женщины, которой нанесли рану.
У нее это вызывает отвращение. Она отодвигается и вытирает рот.
– Ужасно, ужасно, ужасно. Бр– р– р…
– Вот именно, бр– р– р. История довольно мерзкая, так что не стоит действовать напрямик. Женщине больно, она страдает, плачет кровавыми слезами. Нужно показать и это тоже, черт возьми!
Восстанавливаю дыхание. Вдруг обнаруживаю, что встала и хожу вокруг стола. Едва слышу слова Стефани:
– Это со всеми происходит.
В оцепенении сажусь на место.
– Что ты сказала?
Та спокойно смотрит на меня.
– Говорю, что это со всеми случается. У меня самой связь с женатым мужчиной.
– Я знаю его уже два года. Самое ужасное, что я могла тысячу раз встретить его раньше, и тогда… может, все было бы иначе, а теперь… – Вздыхает, качает головой, продолжает: – Нет истории глупее: я знакомлюсь с ним, практически сразу влюбляюсь, мы начинаем встречаться, и однажды в разговоре он упоминает, что женат. Я даже не осмелилась спросить, есть ли у него дети. Предпочитаю не знать. Нет, это неправда. Мой первый же вопрос был об этом, и…
Продолжай. Только не перебивать.
– …у него их не оказалось. – В задумчивости она рассматривает маленькую кучку хлебных шариков, которую складывает с мышиной тщательностью. – Приходится довольствоваться остатками с барского стола: ни тебе Рождества, ни Нового года. Один раз отмечали мой день рождения, но его – никогда. Нужно скрываться, выбирать рестораны, где он не показывается с женой, друзей приглашать нельзя – слишком рискованно… Подарки, которые я ему дарю, запрятаны в глубь шкафов, чтобы не привлекать внимание. Я однажды подарила ему запонки, так он не может их надевать. И потом… Я все время жду, когда он позвонит, освободится… Я – тень женщины, обретающая тело лишь во время наших свиданий.
Эта «тень» мне хорошо знакома. Неумолимая, она кружит над моей семьей с неких пор, и началось все это намного раньше, чем я предполагала. Улыбка Стефани отдается резью у меня в животе. Сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не завыть от боли. Любая другая, наверное, пожалела бы ее.
