Анатолий поднял руку. Гриша обе: уходи! Я обернулась.
Когда повернулась обратно, оператор уже стремительно ретировался в сторону от проезжей части.
- Что они собираются делать? – спросила у Анатолия. – Они же не будут по нам стрелять?
Оператор сфокусировал на мне взгляд. Скорее всего, не расслышал, за спиной что-то взорвалось. Я обернулась.
- Снимай.
Ему не нужно было это говорить. Прямо над нами кружили вертолеты. Хотя, и без них расслышать было что-то сложно... Я скосила взгляд на странное движение дальше по улице. Потом и вовсе обернулась. Подняла палец, показывая. Анатолий развернулся вместе с камерой. Дальше по улице одновременно, словно договорившиеся, на проезжую часть синхронно падали два столба. Среди криков, скрежета и выстрелов послышался новый взрыв. Я инстинктивно дернулась спрятаться. Гриша маячила рядом, пытаясь уберечь от бегущих к зданию суда людей. Каспер... Я привидение Каспер... Меня никто не видит.
- Лида, камера.
- Мы видим, как гражданские лица оказывают ожесточенное сопротивление миротворческим силам ООН и НАТО. На глазах выстраиваются баррикады из машин, только что были повалены осветительные мачты. Слышатся выстрелы. Практически у каждого присутствующего здесь в руках... – от раздавшегося грохота я присела, вжала голову в плечи и обернулась.
- Пиздуем, – сказала Гриша. Мы вжались в стену. Я начала кашлять.
- Что это?
- Пошли, – Анатолий натянул ворот водолазки на нос и тряхнул головой.
По щекам текли слезы, в носу и горле першило. Еще полминуты назад мы бежали бы против течения толпы. Теперь людская река изменила направление.
Забежав за угол дома, я откинула голову на бетонную стену. В какой-то миг, вычислить который уже не представлялось возможным, мы оказались в центре войны. Настоящей, оглушительной, пахшей гарью и газом. Меня снимать после всего унюханного было нельзя. Но Анатолий знал и имел опыт несравненно больший, чем я. Вздрогнув от прикосновения, я открыла глаза. Мгновение передышки закончилось. Гриша, поплевав на салфетку, вытирала подтеки туши у меня на щеках.
- Может, у тебя еще и «Натуральная слеза» припасена? Если у меня глаза такие же, как у тебя...
- Угу...
- Готова? – обернулся Анатолий. Я кивнула, поморщившись.
- На ближайших к зданию суда улицах Косовска-Митровица разворачиваются боевые действия. Несколько сотен сербов, возмущенных осуществленным УМНИКами захватом...
Гриша заржала. Анатолий склонил голову. Я опустила глаза и начала тихо смеяться.
- Без истерик, Лида.
Я кивнула, пытаясь продышаться. Уже совсем рассвело, но светлее будто и не стало.
Комментируя происходящее, я выключала микрофон, чтобы высморкаться и прокашляться. Да, я сказала, что миротворцы были вынуждены применить слезоточивый газ против манифестантов. Но вряд ли кому-то было интересно, что корреспондент тоже нанюхалась его вдоволь. В какой-то момент мы опустились на корточки и перебрались за чью-то машину. Я молилась, чтобы она не взорвалась и не привлекла внимания ни одной из сторон, пока мы за ней прятались. Я молилась. Впервые в жизни...
И казалось, что это никогда не кончится...
- Они резиновыми пулями отстреливаются, – шмыгнул носом Анатолий.
- И взрывы пуховые, и огонь нарисованный и гранаты игрушечные... – качнула я головой.
- Просто, скажи это.
Мы поднялись. Я вздохнула, пытаясь проморгать глаза.
Живы будем – не помрем... Сама хотела, Лида.
3. Сентябрь 2008 г.
Я сидела в открытом кафе на крыше отеля и просматривала почту. Гриша сидела напротив, попивая кофе и посматривая по сторонам. В скайпе, гуглтоке и аське мигали сообщения. В эти утренние часы, когда солнце только-только показалось над горизонтом, я могла посвятить полчасика трепу.
Писали друзья. Писали поклонники. Кто-то просил о встрече. Кто-то на встрече настаивал. Вежливо и мило отбрехиваясь, я смотрела на мигающее сообщение от Марка. Вздохнув, открыла.
Он писал всю неделю, кидая фразы утром, вечером, ночью. Каждый раз, когда не мог удержать себя от того, чтобы не написать. Он скучал. Об этом не стоило и упоминать. Я сдерживала себя, чтобы не написать, что тоже скучаю.
