В образовавшейся заминке он отошел от двери, впуская. Я не могла сказать, что пришла навестить. И не только потому, что это было ложью. Просто, не могла. Я искренне относила его к подвиду людей, с кем здороваться и кого благодарить излишне. И, о, да – это было отголоском немыслимого высокомерия. Заработала я его в последних классах школы. Избавиться до сих пор не могла...
Осознавая, мирилась. Собираясь исправиться, молчала и делала по-прежнему.
- Сломана? – спросила, снимая туфли.
- Нет, трещина. Ерунда, – он пошел на кухню, с которой слышался треск и плыл аппетитный запах жарившегося мяса. Я направилась за ним. Встала в проеме двери, облокотившись о косяк. Однорукий кулинар-любитель в процессе стряпни. Из-за рыжих волос лиловые синяки казались неестественными, наложенными гримером. Только красные ранки на брови и губе были настоящими.
- Почему он напал на тебя?
Урод обернулся, накрыв крышкой сковороду. Помолчал, немного, смотря в пол.
- Потому что я – ваш «урод»?
Я вздрогнула и отвела взгляд. Захотелось выйти. Уйти. Совсем.
- Пойдем, – кивнул он, проходя мимо. Я вжалась в стенку и щелкнула затылком выключатель туалета. Обернувшись, щелкнула еще раз и пошла за парнем.
Позакрывав окошки на экране, он еще раз кивнул и ушел. Я почувствовала себя такой дрянью, какой еще ни разу в жизни не чувствовала. Взяв из сумки флешку, прошла и села в кресло.
- Что такое
хорошо
и что такое
плохо?-
Спрашивал меня экран монитора. Открыв Word, я закрылась от вопроса и вздохнула.
Вздрогнув от звука его голоса, я обернулась.
- Что?
- Есть будешь? – повторил он.
- Да, – кивнула я прежде, чем подумать «нет». Когда я ела нормальную еду? Когда я вообще ела что-то, кроме настоявшегося в кипятке геркулеса?
- Помоги, – кивнул он в ответ и скрылся.
Я нажала «сохранить» и пошла на кухню.
- Подержи дуршлаг.
Засунув ладонь в кусок асфальта с сочной зеленой травкой в трещине, Урод взял кастрюльку и откинул вермишель. Я засмеялась, глядя на застрявшую в асфальте ладонь. Подняв взгляд, он тоже чуть улыбнулся.
- Сядь, калека, – сказала я. – Здесь?
Положив ладонь на серебристую поверхность навесного шкафа, я обернулась к кивку. Достав вилки, Урод сел. Только наложив нам обедо-ужин и сев за стол, я впервые попыталась вспомнить, как его зовут. Пыталась и не могла.
Мы обедали на асфальтовой обочине. Точнее, на обочине стояла сахарница и заварной чайник. В углу под ним валялся нарисованный окурок. Мы же ели на проезжей части. На сгибе справа шла разделительная полоса. Не сплошная...
Очень странное ощущение посещало при мысли, что ты поглощаешь еду на асфальте рядом с чьим-то окурком. Я и так чувствовала себя последней дрянью. Сейчас же самооценка скатывалась под плинтус. Как же его зовут-то?
- Я могу еще посидеть? – спросила я, моя посуду.
- Сколько хочешь, – ответил он и исчез.
Выключив воду, я услышала шум телевизора. Поглубже вдохнула и пошла за комп.
13.
Мы стояли в коридоре и потрясывались перед сдачей «истории отечественных СМИ». Я посматривала на Моню, не решаясь подойти. Она была нашей старостой. Она всегда, все и обо всех знала. Не у Аньки же спрашивать, как зовут Урода? Потом отбрыкиваться устанешь. Моня, устав от моих взглядов, вскинула брови и уперла руку в бок. Сдавшись, я перешла к ней на другую сторону коридора и уперлась плечом в бетон.
- Оба-на, – сказала я, вместо вопроса.
Наше рыжее недоразумение, сияя всеми своими лиловыми отметинами и рукой на перевязи, приближалось к аудитории. Как всегда, напрямик. Будто все люди – вода.
- Не слабо отделали, – выдохнула Моня.
- У него есть какое-нибудь имя, кроме Урода?
Моня захохотала, оборачиваясь. Я улыбнулась в ответ, осторожно обегая взглядом сокурсников, сплошной живой изгородью покрывавших стены и подоконники.
- Марк, ты не можешь без нас и двух дней прожить? – спросила Моня, и я мысленно кивнула. Точно. Марк. Да-да... Помню, было что-то такое.
- Только без тебя не могу, Моня, – сказал он своим обычным ржавым голосом.
Если бы это сказал любой другой парень, мы бы засмеялись. Но так как это сказал Урод, все молчали, пустыми взглядами пробегаясь по лекциям.
