Все это вынуждало Ибрагима смотреть в будущее, когда власть эмира Тимура перейдет в руки его наследника Мираншаха, предусмотреть, что сулит это ему и его стране, заранее быть готовым и по возможности принимать меры... Семь лет назад, когда шейх Фазлуллах только что прибыл в Ширван, Ибрагим вызвал во дворец Гюлистан на меджлис правителя Баку гаджи Фиридуна и велел ему предоставить шейху резиденцию в Баку, а мюридов его пристроить в мастерские и лавки. Против этого предложения возразил шейх Азам, а за ним почти все члены высокого меджлиса, даже визирь визирей кази Баязид, стоявший, как обычно, словно тень, по правую руку шаха и ловивший каждое его слово. "Из двенадцати суфитских течений десять считаются допустимыми, два - неприемлемы, вредны и опасны, из двух же наиболее опасное-хуруфитское", - говорили члены высокого меджлиса. "Ученье Фазлуллаха - это ересь. Оно не делает различия между мусульманином, и христианином, иудеем и идолопоклонником. По Фазлуллаху, и пылинка, и песчинка, и пес паршивый, и стервятник есть бог", - говорили они.
С тех пор как Ибрагим взошел на трон, его вельможи впервые так резко и единодушно возражали ему. Он сидел с неподвижно-каменным лицом, прикрыв глаза длинными ресницами, уйдя в себя, как в наглухо запертую крепость.
Если не считать личных телохранителей шаха, недвижно замерших позади трона, прижимая левой рукой к груди небольшие, окаймленные серебряной насечкой щиты, правую держа на рукояти мечей, если не считать их, ибо они не имели права голоса, то на меджлисе, проходившем весьма бурно, молчали только двое наследник Гёвхаршах и глава ширваншахских купцов гаджи Нейматуллах. Когда Ибрагим, взмахнув ресницами, посмотрел на гаджи Нейматуллаха, сидевшего в самом конце тронного зала, тот мигом сообразил, чего ждет от него шах, и, обхватив свой огромный, свисавший над кушаком живот, чтобы встать, начал речь, тряся при каждом слове двойным подбородком:
- Мир стоит на Каф-нуне (Каф-нун - буквы алфавита "К" и "Н", из сочетания которыл образуется божье слово "Кои" - "Быть сему" - ред.). Наш долг повелевает нам почитать и оказывать содействие людям Слова и Разума, а стало быть, и шейха Фазлуллаха... Все сотворил единый бог- и добро, и зло, и чистое, и поганое, и кошек, и собак, и воронье, и прочих стервятников. Если Фазлуллах и в этих тварях видит признаки бога, значит, его глаз зорче нашего.
Зная долготерпение своего шаха и истинно царственный его вкус к словопрениям, участники меджлиса ждали теперь, что он обратит свои взоры на шейха Азама, который один мог достойно и со знанием дела опровергнуть логичное, хоть и краткое, выступление гаджи Нейматуллаха. Но едва последний закончил свою речь, как Ибрагим поднялся с трона. "Шейх Фазлуллах - враг нашего врага. Если даже учение его - ересь, сам он нужен нам", - сказал он, и на этом меджлис завершился.
Всего год прошел со времени заключения договора с эмиром Тимуром, благодаря чему в Ширване, знаменитом своими шелками и прочими богатствами и постоянно из-за них терпевшем грабительские набеги ближних и дальних правителей, наступили наконец мир и благоденствие. Участники высокого меджлиса, как и все ширванские вельможи, еще жили торжеством благословенного дня заключения договора, вследствие которого по дорогам беспрепятственно ходили верблюжьи караваны, доставляя из червоводен, раскиданных во множестве в Аране вдоль Куры, а также среди тутовников меж Шемахой и Маразами, в городские шелкопрядильни драгоценные коконы, ценившиеся на вес золота, зная, что их караванам не угрожают отныне разбойничьи набеги, .и считая тимуридов, сновавших по дорогам, не врагами, а друзьями и защитниками, эмира же Тимура и его наследника Миран-щаха - крепостью и щитом Ширвана, благословенного островка, счастливо уцелевшего в залитом кровью мире.
Во всех мечетях в праздничные дни читали хутбу - благословение эмиру Тимуру; в будни же называли в пятикратном намазе имя его среди святых имен, и все разговоры при дворе - как частные, так и официальные - начинались здравицей в честь могущественного союзника и покровителя. Вельможи не подозревали о враждебном отношении Мираншаха к Ибрагиму, равно как и о далеко идущих замыслах Ибрагима, и, протестуя против еретического учения Фазлуллаха, никак не полагали, что носители его, трактующие о таких умозрительных и отвлеченных предметах, как вселенная человек, бог, явятся самыми что ни на есть действительным врагами эмира Тимура. Никто из них, кроме разве что принца Гёвхаршаха, не понял смысла слов Ибрагима о "враге наших врагов", и никто, понятное дело, не связал их с Тимуром. Вот почему меджлис окончился в пользу хуруфитов, и Фазлуллах, получив резиденцию в Баку, обосновался там.
