— Нехороший край, — вздохнул Карик. Жрица лишь покосилась через плечо, презрительно сморщилась — мол, негоже воину нового мира страх выказывать… тем более в обществе лесного дикаря. Они явно не впервые путешествовали вместе и изрядно друг другу надоели. «Не иначе, — подумал Ильгар, — только старик способен выдержать ее компанию. И то, прибегая к весьма… гм… сомнительным методам».
— Что ты пьешь? — спросил Ильгар.
— Снадобье, — ветеран подмигнул. Лицо у него по-прежнему было бледным, но глаза приобрели более осмысленное выражение.
— На лекарство не похоже.
— Почему же? Очень даже лекарство! Лечиться можно от разного, знаешь ли… от ран и нервов, от прошлого и будущего… А это — он щелкнул по фляге, — крепчайший щит.
— Ты слегка приволакиваешь ногу, — заметил Ильгар, — рана?
— Один из боевых трофеев, — Карик заговорил чуть тише. — Каковых у старого солдата всегда много… Этот я ухватил на Безымянной, когда ее впервые пытались форсировать. Восемь лет назад.
— Давно.
Ильгар тогда еще и не подозревал, что такое война и что судьбой ему уготована стезя солдата. А после — стража. А теперь еще и…
«Да уж. Раньше жизнь была простой».
— Для меня — будто вчера все случилось, — ветеран улыбнулся, обнажив источенные зубы. — Стрелой клок мяса и мышц с ноги сорвало. У язычников на том берегу страшные стрелы! Рвут, режут, отравляют… Боль, как сейчас помню, жуткая была! Меня друг вытащил, на плечах. Да-а, много славных парней полегло на том берегу и еще немало поляжет!
— Но ты выжил. А это немало.
— Это ж разве жизнь? — старик нахмурился. Чем-то он напоминал Барталина, разве что менее сварливого и изрядно похудевшего. — С каждым днем я пью все больше эликсира. И не потому, что нога болит — к боли быстро привыкаешь. Меня гложет то, во что я превратился. Уж лучше б мне оторвало башку!
Ильгар решил, что ветеран прав. Возить мертвецов бок о бок с девчонкой, что годится тебе в дочери, и быть мишенью для ее острот и срывания злости… Нет, никакой настоящий воин не захочет подобной участи.
— Так почему не вернешься в армию? — спросил Ильгар. — У тебя есть опыт, да и ты точно слышал про отряды строителей, мостовиков… «живые щиты»?
— Ха! Парень, не будь дураком. Если б я искал легкой смерти — сразу бы пошел в «живой щит». Почет и уважение, знаешь ли! Скорая смерть, что тоже неплохо. Но! Видишь ли, я не хочу умереть просто так. Хочу издохнуть, зная, что жнецы перешли Безымянную и разбили язычников. Только поэтому я до сих пор копчу небо, теряя остатки самоуважения. Тем слаще будет вкус победы! Верю, что терпеть недолго осталось.
На следующую ночь решено было остановиться возле дороги. Местность разглаживалась, появлялось больше деревьев, высоких кустарников. Жрица сама собрала хворост и разожгла огонь. Ела она немного, в основном растительную пищу. Ильгар поделился снедью с Кариком — тот не без удовольствия уминал куриное мясо, вареные яйца и сало. Эликсир не пил, будто стеснялся.
Небо усыпали звезды, улегся ветер. Тихая ночь быстро убаюкала путников…
Но ее разорвал уже знакомый Ильгару звон струн. Не мелодичный, но предупреждающий.
Парень встал, ухватился за топор. Рядом с ним тут же оказался Карик. Ветеран почесывал нос и шумно дышал. Пика плясала в жилистых руках. Жрица уселась возле костра, но сохраняла на лице выражение полной невозмутимости.
Кто-то шел по тракту. Не особо таясь и громко разговаривая.
Шаркая сапогами, трое мужчин шли на свет. Первый — толстый, массивный, лысый, как яйцо. Двое других на диво низкорослые и коренастые, носили странные куртки с нашитыми клепками и высокие сапоги. Все трое имели при себе дубины и ножи, а у толстяка еще и бряцал меч на поясе. Это было удивительно, поскольку на жнеца он явно не походил, да и сам клинок выглядел отнюдь не армейским.
Незнакомцы шли уверенно, без факелов и фонарей.
Вперед вышел один из коренастых, остановился возле костра. Длинные волосы, не по моде собранные в три косицы, блестели от масла. Безбородый и морщинистый, он выглядел едва ли не ровесником Карика. Спутники остановились за его спиной.
— Так, — проговорил незнакомец, обводя взглядом бивак, — не хочу трепаться, поэтому сразу к делу: отдавайте тело и проваливайте. Ничего слышать не желаю. Ничего обсуждать не собираюсь. На все про все даю вам… нет, ничего не даю. Просто убирайтесь. Кстати, телегу мы тоже заберем.
