— Наверное, ты права, — потухшим голосом произнес балагур. И отдалось, как смялась надежда в его душе, словно скомканный свиток, а выдавленная улыбка только усилила ощущение горечи. — А то рядом с тобой опять не сдержусь и глупостей натворю.
«Если бы ты один», — подумала Ная.
— Весточку-то прислать можно? Ответишь?
— Напишу. — От разговора становилось все тягостнее: все мучительнее смотреть в несчастные глаза Тэзиру, невыносимее чувствовать больше, чем он говорит. — Поздно уже, надо вздремнуть хоть немного. Пойду.
Ладонь балагура с силой впечаталась в дверь. И прорвало парня, понеслись слова бурным весенним потоком, ломающим лед сдерживаемых чувств, захлестывающим страстью, отчаяньем и страхом.
— Не уходи. Останься. Кто ведает, увидимся ли еще? Неизвестно, что за наказание нас ждет. Вдруг это наша последняя ночь — все, что осталось в этой жизни, когда мы помним друг друга. Не уходи чужой. Не сегодня, — губы Тэзира лихорадочно покрывали ее лицо поцелуями. Руки сжимали, как утопающий — обломок доски, что ни вздохнуть, ни слова не сказать. Он боялся. Боялся того же, что и она. Лишиться всего, что дорого, что давало смысл жизни. Познать, как любимый человек проходит мимо, тебя не узнавая, или ты не помнишь тех, кто был тебе близок. А если это действительно их последняя ночь? Ночь, когда они еще привратники. Когда молоды и живы? Последняя ночь познать любовь мужчины, стать с ним близкой, почувствовать себя желанной, а не средством добывания силы Незыблемой. Всего одна ночь. Одна. Но разве у нее есть право даже на одну ночь?
— Ты ведь знаешь. Я не могу.
— Какой смысл теперь-то беречь мою жизнь, когда ее осталось, возможно, всего с ноготок?! А даже если и не так, то, что мне тот год, два или пять лет, если рядом не будет тебя? Что делать с той пустотой? Пусть нам не избежать разлуки и уготованного Верховными наказания, но эта ночь пока наша, когда мы можем забыться любовью, не думая о завтрашнем дне. Я исполню все, что потребуешь. Но сейчас, умоляю, останься со мной, останься моей.
«Тэзир, Тэзир, не понимаешь ты, чего просишь».
Ная разжала его руки, мягко отстранила от себя… прошла к столу и затушила лучину.
— Одна ночь. И ты уедешь, станешь жить своей жизнью, любить других женщин и отбросишь все мысли обо мне.
Она не видела в темноте, кивнул ли он в знак согласия. Да и какая разница. Все равно обманет.
В дверь требовательно молотили кулаком. Ная испугано подскочила, прикрылась одеялом. Верховные! Если их с Тэзиром застанут в одной постели, им несдобровать. Она скатилась на пол, лихорадочно принялась одеваться. Громовой стук повторился.
— Хорош спать, соня, вставай. Скоро ехать. Уже седлают коней. — Ная с облегчением выдохнула. Арки. Будь за дверью рассерженный Призванный, давно бы щелчком ее в щепы разнес. Да и с чего ему ломиться сюда? Свое недовольство поступком бывшей ученицы он высказал бы и позже при желании. К тому же, у них не принято совать нос под чужое одеяло. Вот дуреха, перетрусила спросонья.
— Не тарабань, сейчас приду, — отозвался, потягиваясь, балагур. Сел, посмотрел на пытавшуюся привести в порядок растрепанные волосы Наю.
— Уже уходишь?
— Все проснулись. Не нужно, чтобы нас застали вместе.
— Мне без разницы.
Это и по глазам видно. С таким взглядом только в пропасть шагать или решаться на что-то важное. Только не хотелось ей слышать это важное. Подхватилась, поспешила к двери, пока не окликнул, не завел разговор. А сама мысленно молила: «Отпусти молча. Не зови».
— Ная.
Она запнулась, рука, потянувшаяся к двери, упала вдоль тела. Окликнул. Зачем?! Медленно повернулась.
— Эта ночь…
— Не надо, не говори ничего, — не дала она ему продолжить. — Просто позволь мне уйти.
Он, помолчав, кивнул:
— Ступай.
Перевернулся на живот, уткнулся лицом в подушку, чтобы не видеть, как за ней закроется дверь.
В коридоре было тихо. Ная осторожно выглянула в приоткрытую щель. Никого. Быстро выскользнула из комнаты, но не успела сделать и пары шагов — из-за поворота вывернула Коркея. Вот невезение. И почему именно она? Верховная сбавила шаг, остановилась, окинула девушку цепким взглядом, подмечая наспех заплетенные в косу волосы, неверно затянутую шнуровку на платье, волнение в лице. Взгляд переместился на дверь за спиной привратницы. Коркея определенно знала, чья это комната. Бровь приподнялась в ироничном удивлении.
