Снился ему тихий осенний лес, ещё укрытый пожелтевшей листвой. Миша шёл, вороша низовую поросль раздвоенной на конце палкой. Палку он подобрал на опушке, приметив её в груде поваленных ещё в девяносто пятом году берёзок. Вытащив из ножен универсальный тесак, Миша обкорнал деревяшку, удалил всё лишнее. Получился удобный посох, высотой до плеча с небольшой рогулькой на узком конце. Ей удобно искать в траве и под лапами елей большие и маленькие грибы. Наклоняться только за облюбованным Мишей трофеем. Самодельная пайва уже наполовину полна собранными дарами леса. Пора поворачивать обратно, дойти вон до того камня и под углом к пройденному маршруту выйти к станции узкоколейной железной дороги. Там под навесом из оцинкованного профнастила дождаться маленького, как игрушка, состава и не спеша доехать до города. В компании таких же затаренных дарами уральского леса грибников и спешащих домой садоводов, нагруженных любовно выращенным за короткое лето урожаем сверх всякой меры.
Добравшись до одинокой скалы, Михаил с наслаждением поставил грибную тару под ближайшей к каменной глыбе ёлкой и лихо вскарабкался на вершину, практически не прибегая к помощи рук, лишь изредка упираясь в замшелую скалу посохом. Давно он здесь не был, с прошлого лета, и ничего вокруг за это время не изменилось. Он уселся на край одного из окружающих скошенную вершину выступов, посмотрел в закатную сторону. Всё так же вдалеке слева возвышалась обрубленная громада Вёсёлой, вдалеке справа уходили к северу увалы Керкинских гор. Прямо блестел край Чёрного озера, давшего имя приютившемуся рядом посёлку. Если присмотреться в хороший бинокль, вот там, рядом с характерным изгибом береговой линии, можно было рассмотреть дедовский домик.
– Любуешься?
Михаил обернулся. Дед сидел в своём любимом, сделанном из редкого в этих широтах клёна, кресле. На разделяющем деде и внука скоблёном деревянном столе лежали брошенные небрежным веером старые газетные вырезки. Присмотревшись, Михаил узнал в них найденные на чердаке «приветы с войны». Шевельнувшись, он с наслаждением вытянул ноги, вызвав скрип такого же старого, как сидевший напротив ветеран, табурета. Стульев Пётр Мартынов не признавал, а кресло в доме было только одно – его личное.
– Красиво – ответил внук, зацепив из глиняной миски, пригоршню свежей лесной малины. С наслаждением закинул в рот горсточку сладких ягод, запил стаканом козьего молока.
– То ли ещё будет – старик отхлебнул из гранёного, такого же как у внука, ещё советского производства стакана, глоток травяной настойки. Поставил стакан на стол, рядом с полной ягод глубокой миской, оценивающе посмотрел на Михаила. Обычно непроницаемое лицо деда мелко подрагивало, словно по нему прокатывались волны нерешительности и долгого ожидания чего-то жизненно важного. Слегка наклонив голову, он прислушался к шуму пурги за обледенелыми стёклами. Наконец, Мартынов решился, вытащил из кармана клетчатой фланелевой рубашки узкий почтовый конверт, сложенный вдвое для экономии места.
– Передай, там написано кому. Я вот, не успел.
– Кому? – удивился Михаил, не увидев на белой поверхности реквизитов получателя. Под пальцами чувствовалось что-то плотное, плоское и компактное, уместившееся в одной из половинок заклеенного конверта.
– Её зовут… – слова старика заглушил нарастающий вой холодного ветра, ворвавшегося в комнату. Удар белой позёмки выбил окна и двери, запорошил Мартынова колкими хлопьями. Михаил наклонился вперед, стараясь расслышать последние слова, ухватился ладонями за обрез столешницы, но взбесившийся ветер бросил навстречу ему крепко сбитый некрашеный стол.
– …. там, где ты – последнее, что Михаил успел разобрать в визжащем буйстве стихии, аккурат перед тем, как удар кухонной мебели отправил его в нокаут.
Рывок! Михаил слетел с верхней полки и крепко приложился головой о неубранный сослуживцами столик. Хорошо, что нижняя полка напротив была пуста и восемьдесят килограммов тренированного тела не могли нанести вздумавшему отдохнуть там даже мало-мальский ущерб. По всему вагону плотной волной перекатывался густой мат, направленный исключительно в адрес братских железнодорожников. Яростно скрипя тормозами, поезд в аварийном режиме гасил набранную на перегоне скорость.
