А потом у Форлинкина упал голос, стоило ему уловить мрачное настроение Майлза. Лишь губами, без голоса, он спросил: «Что случилось?»
Майлз не был готов обсуждать это сейчас. Дьявол, он вообще не был готов обсуждать такое. Ему уже перепадала незавидная доля – информировать близких родственников или друзей. Разница только в том, что те всегда были взрослыми, а не детьми, такими беззащитными и безоружными.
Возбуждение Мины и Джина угасло, лишь только дети взглянули на Майлза. Будь все как надо, он бы уже давно похвастался, приписав заодно себе все заслуги. Улучшить настоящее положение нельзя. Преодолеть можно только одним способом. Ему хотелось встать на колени, пасть ниц, но Майлз решился посмотреть Джину в глаза. Вдохнул поглубже.
– Простите. Простите меня. Что-то пошло не так при размо… нет, при криоподготовке. Ворон-сенсей не смог бы ничем помочь. Мы сделали все… Думаем, ваша мама погибла во время криоподготовки восемнадцать месяцев назад или вскоре после этого.
Джин и Мина стояли как оглушенные. Однако не зарыдали… пока не зарыдали. Только стояли и смотрели на Майлза. Смотрели, не отрывая глаз.
– А мы хотели на нее посмотреть, – тоненьким голоском сказала Мина. – Вы обещали, что покажете ее нам.
Голос Джина, гортанный и хриплый, вовсе не был похож на голос Джина:
– Вы обещали…
Когда Майлз оглушил их новостью, троица отпустила руки друг друга. Теперь жестом, столь несвойственным ему, Джин нашел руку Мины. Девочка поискала другой рукой и вновь вцепилась в руку Форлинкина. Тот обескураженно посмотрел вниз.
– Сейчас? – спросил он. – А не лучше ли…
Затем поднял твердый взгляд, словно желая пригвоздить Майлза к стене.
– Они имеют на это полное право, – неохотно согласился тот. – Хотя не знаю, лучше ли некрасивые воспоминания, чем никакие вообще. Просто… ну не знаю.
– И я не знаю, – согласился Форлинкин.
У Мины задрожал подбородочек.
– Я хочу посмотреть. Я хочу увидеть ее.
Джин сглотнул и тоже кивнул.
– Тогда подождите немного. – Майлз скользнул, вернее, сбежал за дверь. – Ворон, у нас гости. Близкие родственники. Можно ее немного… привести в порядок?
Ворон, казалось бы, ничем не прошибаемый прожженный джексонианин, выглядел искренне потрясенным.
– О боги! Только не говорите мне, что это те самые несчастные дети. Что они здесь делают? Им непременно нужно войти?
– Они имеют на это полное право, – повторил Майлз, размышляя: чего вдруг эти слова так пристали к языку? Странный вопрос, хотя последнее время трудно сваливать все провалы памяти на его собственный выход из криостаза десять лет назад.
Ворон, Танака и Майлз поспешили привести безмолвную фигуру в приличный вид, прикрыть, убрать бесполезные теперь провода, трубки, электроды, нелепую шапочку. Майлз разгладил короткие черные волосы за ушами. Их блестящая гладкость придавала лицу женщины средних лет выражение мудрое, но безжизненное. Майлз попытался представить, с какими волосами ее помнят дети. Забавные мелочи вроде таких могут играть непропорционально огромную роль. Привели в порядок быстро, но как-то бестолково, подумал он.
Скорее, пусть все это скорее закончится. Майлз подошел к двери и распахнул ее.
Джин, Мина и Форлинкин вошли гуськом. Проходя мимо, Форлинкин метнул в Майлза взгляд, и особой любви в том взгляде не было. Джин вцепился консулу в свободную руку, когда они подошли к столу. А на кого еще мальчик мог опереться в скорбный час?
Дети стояли и смотрели. Губы Мины приоткрылись в изумлении. Джин поднял глаза на Майлза в немом вопросе: «Что это?»
Отступив с видом одновременно гневным и печальным, Мина сообщила:
– Это совсем не наша мамочка!
