Судьба Адъютанта Его Превосходительства - страница 30
– С красными драться не будем, но и не пустим их сюда, а будем вести с ними переговоры. Тоня перебивает: – О чем переговоры? А если красные не захотят вести переговоры? Гетман, снова уклоняясь от прямого ответа, заявил:
Гостиница «Европейская» – штаб 1-го Офицерского полка Орлова.
– Об этом еще рано говорить, там видно будет. Сначала скажите, что вы можете дать от Ревкома. – Мне Ревкомом поручено говорить о силе и прочих моментах нашего совместного выступления, но только при одном предварительном условии, что вы дадите согласие и помощь на выпуск из тюрем, где сидят политические заключенные. Гетман обещал переговорить с Орловым. Когда Тоня Федорова, Бабахан, Луговик и Буланов явились в штаб Орлова, то последний категорически отказался выпустить политических заключенных, ссылаясь, что на ряду с политическими выйдет вся уголовщина и подорвет их дело. Из всех этих разговоров было ясно, что представляла из себя орловщина. Подпольная организация всеми силами старалась использовать Орлова, но это ни к чему не привело. Орлов со своим отрядом вышел из Симферополя, занял Ялту, Алушту и стал вести переговоры с генералом Покровским. Генерал Покровский долго уговаривал Орлова выступить на фронт. После долгих колебаний Орлов согласился: – Значит, генерал, мы пришли к соглашению? Я выступлю на фронт, и никому ничего не будет? – Конечно, конечно! – с жаром воскликнул Покровский: – за исключением некоторых зачинщиков, которые должны понести наказание. Орлов вскочил с кресла и дерзко отчеканил: – Генерал Покровский! Вы забыли, что находитесь у меня и что кроме меня зачинщиков нет! Так это меня вы хотите повесить? Но прежде, чем это случится, я успею отдать распоряжение повесить вас вон на том столбе (Орлов указал рукой на телеграфный столб за окном). Но… вы мне не нужны. Можете идти! Побледневший Покровский пытался что-то пояснить, но Орлов показал на дверь и отрывисто повторял: – Разговор кончен, генерал! Но вскоре, по невыясненным причинам, Орлов подчинился Врангелю, а барон свел его со Слащевым. Два авантюриста встретились друзьями, расцеловались, и Орлов немедленно выступил на фронт. Но два медведя в одной берлоге не уживаются. Как-то Слащев потребовал от Орлова отчета о десяти миллионах, взятых им из симферопольского и ялтинского банков на содержание отряда. Конечно, Орлов наотрез отказался отчитаться. Зная, что в штабе Слащева его ждет петля, Орлов не явился и для объяснения. Он снялся со своими частями с фронта и направился к Симферополю. По дороге орловцев разбила конница Слащева. Только с 46 конными Орлов прорвался сквозь неприятельское кольцо. В скором времени они были окончательно разбиты. Орлов с братом долго скрывались в одной из немецких колоний, не принимая никакого участия в военных действиях «краснозеленых». По взятии Крыма Орлов явился в особый отдел и заявил, что своей фронтовой работой, в качестве чуть ли не вождя краснозеленых, он ускорил падение Перекопа. Орлову поверили и поручили сформировать отряд по борьбе с бандитизмом. Авантюриста разоблачили симферопольские подпольные работники, и Орлов был расстрелян.
В объяснениях с крестьянами я воспользовался орловщиной также и как средством пропаганды. – Придет скоро время: власть помещиков и генералов падет. Вы будете свободными гражданами. Да здравстует советская власть! В ответ грянуло: – Ура-а! Уже рассветало, ветер утих. Но идти было трудно: ноги вязли в глубоком снегу. В полверсте от деревни Кадыковка мы зашли на один из пустующих хуторов, где обогрелись и закусили у сторожа. Ночь мы провели в Кадыковке у знакомца Воробьева. Такой же дружеский прием мы встретили и на хуторе Пересыпкина, где провели целые сутки. Один из нас, татарин деревни Уторкой, Абдул Смаил, ушел вербовать в наши ряды татарскую молодежь. А остальные шестеро направились в Алсу. Эта деревушка раскинулась в лощине, среди гор. Мы зашли в первый попавшийся дом и попали в рабочую семью. Хозяин, одетый по-городскому, долго присматривался к нам: кое-кто был в погонах, некоторые выглядели сущими оборванцами, все с винтовками. На расспросы мы получили лишь: «да», «нет». Все-таки, хотя и с большим трудом, мы разговорились и узнали, что дядя Семен симпатизирует советской власти. После сытного обеда мы двинулись на Ялту, чтобы встретиться с Орловым. Я тогда еще не представлял себе подлинной белогвардейской сущности орловцев и допускал, что они – истинные революционеры. Несколько улучшилось наше положение за эти немногие дни! Мы уже нашли нескольких благожелателей, а дядя Семен обещал нам всяческое содействие и просил захаживать. Такое сочувствие удесятерило наши силы. Мы перешли Черную речку через Чёртов мост и начали подниматься по зигзагообразной дороге, между нависшими скалами, одетыми кустарником. После двух с половиной часов узкий коридор вывел нас на открытую возвышенность к кордону Херсонесского монастыря. Кругом построек, обнесенных высоким забором, шумел хвойный лес, да изредка постукивал дятел. Кто-то из нас постучал в большие ворота. Залились собаки, чистый звук колокола заглушил лесные шепоты. Скрипнул железный засов, и высокий послушник в черной скуфейке спросил, кто мы такие, куда идем. Мы назвались орловцами и прошли за монахом на кухню кордона. Игумен Викентий отдал распоряжение приготовить моим товарищам ужин и постель, а меня пригласил ужинать в келью. Монах долго всматривался в меня. – Простите, вы напоминаете мне капитана Макарова, адъютанта Май-Маевского, – и он рассказал, что служил в харьковском соборе и видел меня там вместе с генералом. (После нажима красных, Викентий бежал из Харькова и, по протекции епископа Вениамина, попал в кордон.)
