— КОГДА виновных найдут, товарищ Штирлиц…
— Простите. Разумеется. Когда виновных найдут, они будут наказаны со всей возможной суровостью. Невзирая на занимаемые ими должности.
— Но я хотел бы, чтобы виновных именно нашли, а не назначили. В данном случае это очень важно, товарищ Штирлиц.
— Я передам ваше пожелание Гитлеру, товарищ Сталин. Надеюсь, на немецких детях, гостящих в Москве, этот инцидент никак не скажется?
— Нет. Дети не виноваты. Но их охрану мы на всякий случай усилим.
— Спасибо, товарищ Сталин. У меня всё.
— А у меня нет. Раз уж вы позвонили, то я хочу задать вам один вопрос.
— Да, товарищ Сталин.
— Вы ведь в курсе, что у нас проводились командно-штабные учения совместно с немецкой стороной?
— Конечно, товарищ Сталин.
— И чем закончились эти учения?
— На севере фронт стабилизировался по Неману. Форсировать его немцы так и не смогли. Западный фронт после окружения и уничтожения сувалкинской группировки противника, пользуясь численным превосходством в танках, начал наступление по направлениям на Варшаву и на Данциг. На южном направлении Красная армия остановила немцев практически на линии государственной границы. К концу сентября Павлов вышел к Варшаве, под угрозой Данциг и Краков. Существует вероятность окружения всей группы армий «Север». Полное поражение Германии.
— Вот именно. А что вы дали мне? Что это за «История Великой Отечественной»? У меня складывается впечатление, что это какая-то грандиозная мистификация. Почему в вашей версии советские войска потерпели такое сокрушительное поражение, а?
— Товарищ Сталин, а техника, что мы вам передаём, это тоже мистификация? А координаты месторождений полезных ископаемых — мистификация? А технология промышленного производства пенициллина — мистификация?
— Успокойтесь, товарищ Штирлиц. Но, согласитесь, странно выглядит, когда в вашей истории на шестой день войны немецкие войска вошли в Минск, а у нас на учениях Красная армия на четвёртый день войны захватила Сувалки и Люблин. Почему?
— Откуда я знаю, товарищ Сталин? Я же не генерал. Воевали на бумаге, в кабинетах. Как выяснилось, реальная война сильно отличается от штабных учений. И потом, вспомните польскую и французскую кампании немцев. А ведь до сентября 39-го года польская армия считалась сильнее немецкой. И такой разгром.
— Рабоче-крестьянская Красная армия, товарищ Штирлиц, кое-чем отличается от армий загнивающих буржуазных государств.
— И именно поэтому мы в конце концов победили.
— Всё-таки, товарищ Штирлиц, вы ведь много читали об этой войне. Во всяком случае, больше, чем я. В чём причина таких обидных неудач?
— Официальная версия — внезапность нападения и абсолютное господство немцев в воздухе.
— Откуда могло взяться это господство в воздухе? По количеству самолётов в западных округах у нас заметный перевес над люфтваффе. Да и внезапность была очень относительной. Мы готовились к войне. Больше того, в ночь на 22 июня в войска ушла директива о переходе к боевой готовности.
— Я знаю. Но не все успели её получить. А те, кто получил, не всегда адекватно на неё реагировали.
— Вы сказали, что внезапность нападения — официальная версия разгрома. Есть ещё и неофициальная?
— Их масса, товарищ Сталин.
— Назовите самую распространённую.
— Общий хаос. Потеря управления. На всех уровнях. Дивизии теряли связь с полками и, соответственно, управление ими. Армии — с дивизиями. Фронты — с армиями. Бывали случаи, когда даже ставка теряла связь с фронтами. Товарищ Павлов показал, что фронтом он командовать может. При условии, что сохранит управление этим фронтом. А как дела у нас с управлением? Что будет, если диверсанты нарушат проводную связь? Не превратится ли фронт в разрозненные неуправляемые группы вооружённых людей?
— В частях есть радиостанции.
— Товарищ Сталин, наличие радиостанций и наличие радиосвязи — разные вещи, согласитесь. Вы уверены, что в войсках действительно умеют ими пользоваться? В боевой обстановке. Кроме того, возможно, потеря управления — причина не единственная и даже не главная. Мне случалось читать обоснования и иных причин разгрома.
