Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1 - страница 50

Однако дело было, конечно же, не в терминологии. Дело было в дерзости Струве, позволившего себе обвинить тогдашних лидеров российского радикализма в том, что они явно отстали от времени и, что бы они сами об этом ни думали, фактически превратились в реакционеров. Это обвинение превосходило все, на что отваживался Плеханов; и вызвало вполне понятное раздражение со стороны тех, кому оно было предъявлено.

Энгельс отреагировал на статью Струве одним из первых. Убежденный в том, что избранная социал-демократами тактика не отличается мудростью и вредит революционному делу в России, он с неудовольствием следил за процессом раскола российского радикализма. Уже не веря, что Россия может миновать стадию капитализма, он тем не менее сожалел о тех резких нападках на старых радикалов, которые были сделаны под флагом защиты чистоты теории[174]. 17 октября 1893 года Энгельс написал Даниельсону письмо, текст которого отражает его тогдашние колебания. Проинформировав Даниельсона о том, что «некий г-н П. фон Струве» опубликовал в немецкой прессе критику на его книгу, он отметил следующее: «… я должен согласиться с ним [Струве] в одном пункте: что и для меня современная капиталистическая фаза развития в России представляется неизбежным следствием тех исторических условий, которые были созданы Крымской войной, того способа, каким было осуществлено изменение аграрных отношений в 1861 году, и, наконец, неизбежным следствием общего политического застоя во всей Европе. Но Струве решительно не прав, когда, желая опровергнуть то, что он называет Вашим пессимистическим взглядом на будущее, сравнивает современное положение России с таковым в Соединенных Штатах. Он говорит, что пагубные последствия современного капитализма в России будут преодолены так же легко, как и в Соединенных Штатах. При этом он соверешенно забывает, что Соединенные Штаты современны, буржуазны уже с самого их зарождения; что они были основаны мелкими буржуа и крестьянами, бежавшими от европейского феодализма с целью учредить чисто буржуазное общество. Между тем в России мы имеем фундамент первобытно-коммунистического характера, родовое общество, предшествующее эпохе цивилизации, правда, рассыпающееся теперь в прах, но все еще служащее тем фундаментом, тем материалом, которым оперирует и действует капиталистическая революция (ибо для России это настоящая социальная революция)»[175].

Капитализм в России, продолжил Энгельс, будет гораздо более невыносимым, чем в Соединенных Штатах. Тем не менее в своих предсказаниях Даниельсон чересчур мрачен: Россия представляет из себя слишком великую державу, чтобы ее можно было полностью разрушить. В заключение письма Энгельс согласился с основным тезисом Струве — о неизбежности капитализма в России.

Впоследствии, в ходе продолжившегося спора со Струве, Даниельсон попытался заручиться поддержкой Энгельса, но тот уклонился под тем предлогом, что, будучи недостаточно адекватно информированным относительно российских условий, может быть неправильно понят[176]. На самом же деле он просто уже не был согласен с мнением Даниельсона. Похвалив его книгу и даже приняв меры для перевода ее на немецкий язык[177], он тем не менее вернулся к позиции начала 1870-х, когда он отвергал возможность особого пути. Незадолго до своей смерти Энгельс пожаловался в письме к Плеханову: «Совершенно невозможно полемизировать с тем поколением русских, которому он [Даниельсон] принадлежит и которое все еще верит в стихийно коммунистическую миссию, якобы отличающую Россию, истинную Святую Русь, от других неверных народов»[178].

Весной 1894 года в Русском богатстве было опубликовано двухчастное эссе Даниельсона, в котором он отвечал на критику Струве и других своих оппонентов[179]. Пытаясь опровергнуть аргументы Струве, Даниельсон всеми силами стремился доказать, что рост промышленного производства не в состоянии решить проблему сельской перенаселенности в России. Опираясь на данные статистики, он утверждал, что в период между 1865 и 1890 годами численность населения, занятого в российской промышленности, практически не изменилась, а это означало, что в процентном отношении оно даже уменьшилось. Даниельсон пришел к парадоксальному выводу, что в России капиталистическая индустриализация привела к относительному уменьшению числа жителей, занятых в промышленности.