Геракл улыбнулся, ударил по струнам и запел, явно не понимая, о чём именно он поёт.
Чёрный бумер, чёрный бумер.
Стоп-сигнальные огни.
Чёрный бумер, чёрный бумер.
Если можешь, догони.
Чёрный бумер, чёрный бумер,
Под окном катается,
Чёрный бумер, чёрный бумер,
Девкам очень нравится.
А Реджи читал рэпованную часть.
По счастью, эти стихи не являлись высокой поэзией, а потому на древнегреческий ложились вполне нормально, и публика более-менее сообразила, о какой колеснице идёт речь.
Счёт стал один — ноль в пользу команды Геракла.
Аполлон со товарищи сравняли счёт через три часа и шесть песен. Зевс затребовал у Геракла очень грустную песню, и чтоб в итоге все умерли.
Геракл и Силен перебрали множество вариантов, но в финале кто-нибудь всё равно оставался жив. Тут им не смог помочь и Реджи.
Геракл признал свое неведение, Гермес перехватил кифару у Аполлона и выдал: «Уно, уно, уно, ун моменте…»
— На итальянском поёт, — определил Силен. — Выпендривается, гад.
Голос у Гермеса был, конечно, не оперный, вдобавок он не всегда попадал в ноты, но с эмоциональной наполненностью дела обстояли куда лучше, и когда он допел, некоторые зрители снова рыдали.
Горлогориус тоже утёр слезу и отодвинулся от хрустального шара.
— Ведь знаю, что древний идол и шарлатан, — пробормотал он. — Знаю, что всё там у них в Элладе плохо кончится, герои друг друга перебьют, а про олимпийцев все забудут, но как поёт, а!
— Действительно, поёт неплохо, — признал Мэнни. — Как думаешь, кто победит?
— Думаю, что Геракл, но будет это ещё не скоро, — сказал Горлогориус.
— А почему Геракл? — спросил Мэнни.
— Есть в нём что-то такое, — признался Горлогориус. — Смотришь на него, и сразу видишь — наш человек.
— Он тоже плохо кончил [70].
— Покажи мне, кто там хорошо кончил, — сказал Горлогориус. — Троянская война и её последствия положили конец всем мифам Древней Греции.
— Видел я современную Грецию, — сказал Мэнни. — Маленькая, зелёная, добродушная и миролюбивая страна. Откуда что берётся? Зачем грекам такой кровожадный эпос?
— Как свидетельствует история, наиболее глобальные эпические войны провоцирует непосредственное присутствие в человеческом мире богов, — сказал Горлогориус. — Греция, Индия, Скандинавия… везде всё заканчивалось одной большой свалкой. В Индии на поле Куру столько народу полегло, сколько там сейчас во всей стране не наберётся.
— Я смотрю, ты прямо теолог, — сказал Мэнни.
— Каждый волшебник отчасти теолог, — сказал Горлогориус. — Отчасти философ, отчасти медик, отчасти воин… Магия — слишком широкое понятие, чтобы уложить моё представление о ней в одно слово.
— Значит, ты болеешь за Геракла? А где сейчас твои парни? — спросил Мэнни.
— В компьютерные игры рубятся, — сказал Горлогориус. — Думаю, особых сложностей там не возникнет. Я заслал одного человечка, чтобы он для них почву подготовил.
— Меня беспокоит другое, — сказал Мэнни.
— Что именно, старина? Выкладывай.
— В этой операции слишком большая концентрация стрелков, — сказал Мэнни. — Если ты понимаешь, что я имею в виду. В настоящий момент стрелков очень мало, и они редко встречаются в мирах множественной Вселенной, тем не менее, когда наша история только начиналась, в одном мире оказались сразу двое служителей ордена. Я не верю, что это простая случайность.
— Что ты думаешь о стрелках?
— Они опасны, — сказал Мэнни.
— Почему? Потому, что убивают людей? Брось, старина, во Вселенной существует множество профессий, связанных с убийством людей. Солдаты, полицейские, телохранители, волшебники в конце концов…
— У стрелков нет цели, — сказал Мэнни. — Человек, у которого нет цели, может натворить всё что угодно. Их представление о добре и зле отличается от общепринятого ещё сильнее, чем наше собственное. Зачастую они вообще не видят разницы.
— Зачастую я тоже её не вижу, — сказал Горлогориус. — Добро и зло — это субъективные понятия, которые в первую очередь зависят от человеческого отношения к тем или иным явлениям. Добро и зло формируются волеизъявлением большого количества людей, и то, что в одном мире принято считать стопроцентным добром, в другом может оказаться абсолютным злом.
