- Ты сам сделал? Неужели сам? Что-то не верится...
- Какая разница, сам или не сам...
- Значит, не сам.
- Борька Ручкан посоветовал: сделай, говорит, что-нибудь, чтобы ей было приятно вернуться.
Для моего мужа сделать что-нибудь по дому было настоящим подвигом.
А он выходит на минутку и вносит чемодан, залепленный наклейками разных отелей зарубежных стран, куда ему приходилось ездить по литературным делам. Ничего особенного наклейки не значили, просто модно было их лепить - и все. Щелкает замками и открывает крышку. В чемодане целый ворох красивых женских вещей. Там лежат косыночки, шарфики, кружевные штанишки и рубашечки, легкие платьица и халатики, чулочки, колготочки, туфельки с каблучками и без, и еще, и еще...
- Что это?
- Это тебе.
- Зачем?
- Просто так.
- На это тебя тоже Ручкан надоумил?
- Сам додумался.
- Вряд ли это все мне, - говорю. - Наверно, предназначалось кому-то другому.
Ревнивое чувство неожиданно подкатывает комком к горлу. Я закрываю чемодан и отворачиваюсь. Мне совершенно неохота выяснять, что было без меня: что могло быть, то и было.
- Тебе все это, и никому другому.
- Мне не надо!
- Почему? - Он озадачен и растерян.
- Ты хочешь подкупить меня такими мелочами?
- Я просто хочу тебе что-нибудь подарить.
- Спасибо, не надо. Мне некогда, я пойду. Куда сын делся, не пойму...
Мы нашли его крепко спящим в своей пропитанной многомесячной пылью кровати. Он устал: дальняя дорога была утомительна, и день оказался для него беспокойным.
- Мне не безразлично, что он улегся в грязную постель. Еще заболеет, говорю.
- Тише, тише! Не буди! Постель не грязная. Только раз на ней спал один парень, но он лежал поверх одеяла.
Представляю, сколько парней топталось тут без меня, везде столько грязи...
- Его теперь не поднимешь, - досадую я.
- Подожди, когда проснется.
Мы оставили спящего малыша и вошли в комнату, которая была для нас рабочим кабинетом, спальней, гостиной, мастерской - чем угодно. Стены в картинах, развешанных мной. На всем пыль, заброшенность, серость. Стол не тронут с тех пор, как я от него ушла.
- Что же ты не убираешь место, где живешь, как неудачник какой? Ты ведь талантливый человек. Если можешь написать картины, убрать грязь под ногами ничего не стоит, и надо обязательно это делать!
- Да ерунда!
- Ты просто лентяй! В твоей постели заведутся клопы, блохи, вши и сожрут тебя с головой...
Я достала чистое постельное белье из шкафа, которое когда-то оставила на верхней полке, где оно лежало нетронутое, и перестелила постель. Снятого белья набрался ворох, а корзина в ванной под умывальником была давно заполнена до отказа. Я велела ему завтра же отнести белье в прачечную, совершенно не веря, что он послушается. Ну как хочет!
Я приняла душ, посмотрелась в новое прекрасное зеркало. Блаженная теплая вода стекала с плеча, словно со спелого яблока.
Провинция ходит в общественную баню два раза в неделю, а тут с утра до вечера можно принимать душ...
Он уложил меня в чистую постель рядом с собой.
- Имей в виду, - однако сказала я строго, очень строго, - если мне что не понравится, я уйду навсегда!
- И я больше тебя не увижу? - засмеялся он, видимо, вспомнив свою мать, которая часто так говорила, но никогда никуда не уходила.
- Кроме шуток! Ты больше меня никогда не увидишь...
Он меня победил - ловушка захлопнулась. А когда унес все-таки в стирку свое белье - будто навесил на ловушку замок.
Да бог с ними, с клетками, жесткими рамками, ловушками, в которые ловят тебя обстоятельства. Вообще чем теснее клетка, тем лучше работает фантазия. Просторы реальных возможностей только размывают воображение - оно делается тусклым, и жизнь сводится к обеспечению собственного обмена веществ. Представляю, какие ветвистые фантазии разыгрываются у заключенных за тюремной решеткой. Разница клеток только в том, есть там душ или нет. Каждой женщине все-таки нужна квартира с теплым, ласковым душем, так успокоила я себя.
Все равно в любом случае в ловушке окажешься - не в одной, так в другой: самостоятельность для женщины невозможна, и практически нигде ее не бывает. Мне совершенно не на кого опереться - я на свете беднее всех...
