— Беда на мою лысую голову! — прикинулся простаком Брюховецкий. — Войско велико, у кого искать?
И получил не в бровь, а в глаз:
— Многое досталось тебе, гетман. У тебя золотые подушки, у тебя ножики, у тебя чернильница.
— Я не знал, что это вещи Мелетия! — Иван Мартынович изумился со всею возможною правдивостью. — Ну и подарочки я получил! Всё будет возвращено.
— Как не воротить?! Грабить государевых людей накладно, — согласился майор. — Я три листа уже сыскал у писаря Савицкого. Можно и другие найти...
— Пожитки ладно, а листы кому понадобились? — снова заохал Брюховецкий, но майор с гетманом не церемонился.
— Начни, Иван Мартынович, со своего есаула, с Нужного.
— Он в Мошны отъехал.
— Мошны не за тридевять земель. Лошадей Мелетивых тоже возврати. В конюшне у войскового писаря, у Захарки, стоят.
— Всё-то тебе известно! — изумился без особой досады Брюховецкий. — Мне бы таких слуг!
— Служи великому государю с радением, будут и у тебя знающие люди.
Покряхтывал Иван Мартынович. Лысые гетманы большие кряхтуны.
30 апреля иеродьякон Мелетий предстал пред очи великого государя Алексея Михайловича.
Монах был рослый, чёрный. Глазами так и ныряет в человека; да всё норовит как бы сказать и сделать впопад.
Привезённые Мелетием грамоты были представлены государю заранее: два свитка от патриарха иерусалимского Нектария, свиток от Дионисия, патриарха константинопольского, два листа патриарха александрийского Паисия к царьградскому, письмо хартофилакса[18] царьградской церкви к Мелетию, в котором сообщалось о послании Никона к гетману Тетере с просьбою поймать Мелетия.
На слушанье дела царь пригласил Фёдора Михайловича Ртищева, Дементия Минича Башмакова, митрополита газского Паисия Лигарида, амасийского Косьму, иконийского Афанасия, из русских архимандрита чудовского Павла да архиепископа рязанского Илариона.
— Отчего не поехал к нам кир Нектарий? — задал Алексей Михайлович первый вопрос.
Мелетий, глянув на Лигарида, ответил чуть не с радостью:
— А он и поехал бы! Да в ту пору был в Яссах купец Афанасий, грек. Наговорил Нектарию, что патриарх Никон — великий друг грекам. Нектарий и раздумался.
— Уговаривать надо было! — подосадовал Алексей Михайлович.
— Я уговаривал, на языке мозоль набил! — обиделся Мелетий — Ради моих уговоров кир Нектарий на грамоте своей приписку сделал. Прогляди своими глазами, государь! Если Никон трижды не явится на собор, его можно судить заочно.
Снова метнул взгляд на Лигарида. Тот одобрительно прикрыл глаза веками.
Царь и Ртищев тоже переглянулись. Фёдор Михайлович чуть кашлянул и сказал:
— Письма побывали в руках малороссийских казённых людей. Не заметил ли ты подмены?
— Листы истинные, — твёрдо сказал Мелетий.
Архиепископ Иларион поднёс протодьякону икону Спаса.
— Целуй, коли не солгал.
Мелетий благостно приложился к образу.
Алексей Михайлович просиял и победоносно воззрился на митрополита иконийского Афанасия. Афанасий человек был громадный, головою — лев косматый. Как лев и ринулся со своего стула, выхватил икону из рук Илариона, поцеловал троекратно.
— Глаголю во все концы мира: подпись патриарха Дионисия — подлинная! А вот Нектарий с Паисием по-иному руку прикладывают.
— Навет! — Лигарид сказал, как муху прихлопнул.
— Я Богом поклялся! — вскричал Афанасий. — Мой дядя, патриарх Константинополя кир Дионисий, не желает суда над патриархом кир Никоном! Распря между христианскими пастырями роняет величие Православной Церкви. Христиане дерутся — мусульмане ликуют... Когда я ехал в Москву, к великому государю, мой дядя кир Дионисий наказывал помирить великого государя со святейшим Никоном. И мне ведомо, я о том говорил тебе, великий государь, патриархи Мелетия не приняли, милостыни государевой не взяли. Восточные патриархи против суда, потому и не поехали в Москву, экзархов не прислали, ответов дать не захотели. Мелетию поневоле пришлось грамоты самому сочинять. Он на такие дела большой искусник.
Лигарид медленно поднялся, поклонился государю.
— Ваше величество, отвечать на ложь — значило бы пятнать непорочную правду. Выслушивать брань, на которую ответить можно только бранью, — дело для моего сана недостойное. Дозволь, великий государь, удалиться. Пойду помолюсь за бедного Афанасия. Господь милостив, не убьёт его за лжесвидетельство.