Страстотерпцы - страница 17

Придвинулся к Фёдору, зашептал как о сокровенном: — Хочу окружить себя людьми светлыми, в вере сильными. Оттого и рад, что Аввакум приезжает жив-здоров. Бог его ко мне ведёт.

Въезжая в Москву, протопоп Аввакум благодарности к воротившим его из сибирского небытия не испытывал. На московские хоромы, на шустрый люд, на Божие храмы смотрел как на мерзость запустения.

   — Батька, неужто не рад? — охнула Анастасия Марковна. — Москва, батька! Два года ехали и приехали. Слава Тебе, Царица Небесная!

   — Где же два, все одиннадцать!

   — Глянь на Прокопку, на Агриппину — головами-то как вертят! Вспоминают...

Не сговариваясь посмотрели на Ивана. Сидел задумавшись, уставя глаза в спину вознице.

   — Может, Корнилку вспомнил! — шепнула Анастасия Марковна. — Ваня любил Корнилку. Батька, купола-то сияют!

   — Блеску много, аж глаза режет. В Вавилон, матушка, мы прибыли{16}. В царство погибели. Гляжу на людей, и ужас меня берёт — все отступники! Жиды предали Христа в царствие Ирода[20], а русаки — в царствие Алексея Михайловича. Помяни моё слово, расплата впереди. Соломон строил храм сорок шесть лет, а римляне разрушили в три дня{17}. И наши соборы будут в прахе лежать, ибо нет в них места Духу Святому.

   — Не грозись, Петрович! — припала к мужнину плечу протопопица. — Страшно! Милостив Бог! Заступница защитит нас, грешных...

   — Куда везти-то? — повернулся к протопопу возница.

   — К Казанскому собору. Кто-нибудь из прежних духовных детей приветит. Жив ли, Господи, братец Кузьма?

Ехали уже по Никольской улице, мимо боярских хором. Аввакум, напустив на лицо суровости, выгнул бровь дугой, насмешил Фёдора-юродивого.

   — Ну и дурак же ты, батька!

Протопоп вздрогнул, будто воды ему холодной за ворот плеснули. Сказал Фёдору со смирением:

   — Спасибо, голубь! От греха спас.

Все шесть подвод, с детьми, с челядью, со скарбом, остановились у ограды Казанского собора.

Аввакум перекрестился, вылез из телеги, попробовал, озоруя, ногой землю.

   — Ничего! Московская твердь держит.

Пошёл всем семейством в храм приложиться к Казанской иконе Божией Матери. Когда же, отступив, творил молитву, его окликнули:

   — Батюшка, ты ли это?!

   — Афанасьюшко! — узнал Аввакум. — Экая борода у тебя выросла.

   — Ты бы дольше ездил, батюшка. У меня хоть борода, а у иных копыта да хвосты повырастали. Благослови меня, страдалище ты наше!

Благословил Аввакум духовного дитятю.

Обнялись. Умыли друг друга благостными слезами. К Афанасию и поехали.

Избёнка у Афанасия была невелика, но христианам вместе и в тесноте хорошо.

   — Сей кров даден мне от щедрой боярыни благой, Федосьи Прокопьевны{18}. Зимой тепло, печка уж очень хороша, летом прохладно, — похвалил своё жильё Афанасий.

   — Знаю, молитвенница. Крепка ли в исповедании? Не юлит ли в Никонову сторону?

   — Шаткое нынче время, батюшка, — уклончиво сказал Афанасий.

Женщины принялись обед стряпать, Аввакум же сел с хозяином расспросить о московском благочестии, сколь много пожрала Никонова свинья.

   — В кремлёвских соборах новые служебники, но за старые ныне не ругают, — обнадёжил Афанасий протопопа. — Среди бояр тоже есть люди совестливые. Крепок в вере дом Федосьи Прокопьевны Морозовой. У царицы, в домашней её церкви, по-старому служат! Милославские и Стрешневы Никоновы новины невзлюбили. Соковнины, Хованские — тоже добрые все люди, боятся Бога.

   — Я-то думал: в пропащее место еду, а не всех, не всех ложь в патоку окунула! — возрадовался Аввакум.

   — Не всех, батюшка! Многие рады от новин отстать!

   — Что же не отстают?

Афанасий вздохнул, развёл руками.

   — Павел, архимандрит Чудова монастыря, говорил дьякону Фёдору, что в Успенском соборе служит: «Старое благочестие право и свято, старые книги непорочны».

   — Так что же они, бляди[21]?! — взъярился Аввакум. — Всё Никона боятся?!

   — Никон, батюшка, — медведь с кольцом в носу. Павел-то так сказал: «Не смеем царя прогневить. Царю угождаем».

Аввакум привскочил, но тотчас сел, уставясь глазами в пол.

   — Ничего понять не могу!

   — Батюшка, а никто не понимает, — кротко признался Афанасий.