— Боже праведный!
Это восклицание непроизвольно вырвалось у князя Ивана.
И вместе со всеми он яростно забил в ладоши, не сводя глаз со сцены в ожидании выхода на поклоны танцовщицы.
— Ты ее больше не увидишь, — спокойно сказал лорд Марстон.
Князь недоуменно взглянул на него:
— Она не выходит на вызовы публики? Но Бога ради, почему?
— Не могу сказать. Люди отбивают себе ладони, срывают голос, но она не обращает на это никакого внимания.
Князь был ошеломлен. Ни разу до того он не слышал, чтобы танцор, певец или актриса пренебрегали своей порцией оваций.
Когда занавес вновь взметнулся ввысь и на сцене показались все те же назойливо-кричащие декорации, он произнес:
— Я должен увидеть ее. Пройдем за кулисы.
— Оставь, это бесполезно. Она никого не примет.
— Чепуха! Меня она примет. Позови слугу. — Сказав это, он достал из кармана карточку и написал несколько слов на ее обороте.
Лорд Марстон наблюдал за ним, не пытаясь спрятать усмешку. Потом он поманил пальцем одного из служителей.
Князь протянул тому карточку:
— Отнесите это мадемуазель Локите и передайте нам ее ответ. — С этими словами он вложил ему в руку луидор.
Служитель покачал головой:
— C'est impossible, Monsieur!
— Ничего невозможного! — отрезал князь. — Я хочу пригласить мадемуазель сегодня на ужин. Вы же видите на карточке мое имя. Я — князь Иван Волконский.
— Прошу прощения, месье принц, но мадемуазель Локита никогда не принимает приглашений на ужин. — Он бросил взгляд на сцену: — По правде говоря, месье, она сейчас уже выехала из театра.
— Выехала?! — резко переспросил князь. — Что же, она и в финале не появится?
— Нет, сударь. Мадемуазель Локита ни с кем не разговаривает. Она заканчивает выступление и тут же уезжает.
Князь сделал ему знак удалиться и обернулся к лорду Марстону:
— Он говорит правду?
— Мне рассказывали то же самое, — ответил лорд Марстон. — Локита — это сенсация. Газеты хвалят ее на все лады, однако она отказывается от любых интервью, и никто никогда не замечал ее появления на публике.
— Она просто чудо! Немыслимо! — вскричал князь Иван. — Я-то полагал, что кое-что смыслю в танце, но это совершенно отлично от того, что я видел раньше.
— Я был уверен, что ты это скажешь, — улыбнулся лорд Марстон. — Далее до конца постановки — сплошная банальщина. Что ж, мы едем?
— Нет, будь я трижды проклят! Я не собираюсь никуда ехать, — заявил князь. — Мы должны пройти за кулисы и узнать, говоришь ли ты правду.
— Отлично. Только, смею уверить, ты напрасно теряешь время.
Но князь его уже не слушал. Покинув ложу, он прошествовал за кулисы с видом заправского театрала.
Там, за сценой, между холстами декораций, свисающими тросами, царила знакомая суета: рабочие сцены кляли тех, кто попадался им на пути, актеры неслись обратно в свои гримерные.
С улицы сюда заносили цветы, уложенные в корзины либо собранные в букеты с продетыми атласными лентами.
Проходя мимо них, лорд Марстон обратил внимание, что это цветочное великолепие в основном предназначалось Локите.
В спертом, душном пространстве витали обычные для театральных кулуаров запахи: несло газом, клеем для скрепления холстов декораций, грязью из каких-то темных углов; из гримерных доносился острый аромат туалетной воды и мыла.
Идя по узкому коридору, они слышали звон моющейся посуды, смех окликающих друг друга женщин, грохот, с которым хлопали раз за разом двери, и успели вдохнуть в себя с дюжину разнообразных запахов.
Застав смотрителя внутренних помещений театра на месте, князь спросил у него, где находится гримерная Локиты.
— Если месье пожелает, он может туда пройти, — сказал смотритель, приведенный в доброе расположение духа горстью вложенных ему в ладонь луидоров, — но только мадемуазель там нет.
— Где же она? — спросил князь, почти теряя самообладание.
— Она уехала! Мадемуазель Локита всегда покидает театр, месье, после окончания своего номера.
— Почему она это делает?
Смотритель пожал плечами:
— Откуда мне знать? Мадемуазель не делится со мной своими тайнами.
— Может быть, ее ждет какой-то мужчина? Тот, кто сопровождает ее при отъезде?
Смотритель покачал головой:
