Да, он понимал ее детский бунт.
— Сколько тебе лет, донна Эсмеральда?
— Двенадцать.
— А мне четырнадцать.
— Ой, какой старый! Ты, наверное, многое пережил? — она сказала это без тени иронии. С неподдельным восхищением.
— Да было кое-что, — небрежно произнес он. Однако он растерялся и был подавлен. Что делать с бездомной девочкой, одетой в ночную рубашку?
— Ну, хорошо. Ты можешь оставаться со мной до ближайшей деревни, а там посмотрим, может быть, найдется кто-нибудь, кто позаботиться о тебе.
— Ты не имеешь права говорить со мной на ты! Я принадлежу к очень знатному роду.
— Я тоже, — фыркнул Ветле. — Из князей.
Это было давным-давно, и Ветле не являлся прямым потомком линии Паладинов, но он не желал слышать выговоры от этой маленькой гусыни, которая станет путами на его ногах.
Тон ее стал более мягким.
— Ну, в таком случае… Однако твое имя трудно запомнить. Я буду называть тебя Нино (мальчик).
— Спасибо, я предпочитаю, чтобы меня называли Ветле. Ветле Вольден из рода Людей Льда.
— А я донна Эсмеральда де Браганза ю Валенсия ю Вимиозо. Я разрешаю тебе называть меня Эсмеральдой, князь Ветле.
О, Господи, подумал Ветле и попытался скрыть улыбку. Пусть будет так, как ей хочется. Объясняться мне некогда.
— Спасибо! Но вот мы и у сторожки и для формальностей мы не располагаем временем. Давай я пойду первым.
— Нет, — воскликнула она и крепко вцепилась в его рубашку. — Не оставляй меня!
— Но картина, которая предстанет перед нашими глазами, может быть ужасной. Мы можем встретить раненых, которым требуется помощь.
— На это у нас нет времени. Они лишь слуги.
— Каждый человек по-своему ценен, — сказал Ветле, видевший много трагического, когда ехал по разоренной войной Европе. Уже тогда он дал себе клятву никогда не быть равнодушным. Таким стать легко. Если видишь несчастье одного человека, тебя это сильно затрагивает. Если же одновременно встречаешься с тысячами трагедий, становишься безучастным. Ветле не хотел, чтобы такое случилось с ним.
Но у сторожки раненых не было. Человек в панцире работу выполнил основательно.
Донна Эсмеральда чуть не упала в обморок, и Ветле попросил ее зажмурить глаза, пока вел мимо сторожки. Да и сам он чувствовал себя неважно.
— Собаки? — промолвила она.
— Они убежали. Я слышал их вой.
— Хорошо.
— Почему ты так говоришь?
— Они такие противные. Я их боюсь. Тон у Ветле тоже стал острым:
— Вот как? Я думал, что ты радуешься, что они убежали! Рада за них!
Она в замешательстве открыла глаза, и, поскольку они уже миновали место кровавой бойни, больше не зажмуривалась.
— Почему я должна радоваться? За зверей? Ты думаешь, что мы рискуем встретиться с ними, они же теперь стали дикими, и они опасны! Я люблю дразнить их. Это было так интересно. Они были привязаны и не могли добраться до меня. А сейчас они дикие!
— Так сразу они не одичают. Идем быстрее! После того, как мы увидели дело рук Человека в панцире, я хочу уйти отсюда как можно дальше.
Они вновь пустились бежать по дороге.
— Почему ты так плохо говоришь по-испански? — жалобно спросила она.
— Потому что я не испанец. Прибавь скорости, он может бежать за нами!
— Почему нельзя ему отдать ноты?
— А, как ты думаешь?
Она задыхалась от усталости, но он тащил ее за собой.
— Что у них за особая роль? — простонала она.
— Сейчас я не могу тебе объяснить. Спеши, ты расходуешь силы на болтовню.
— О, как скверно ты говоришь, я не понимаю ни слова!
— Ну и пусть. И помолчи!
Последнее она поняла и замолчала. Обиженная бежала вплоть до Сильвио-де-лос-Муэртос.
— Я устала!
Ветле понял, что тащил ее за собой слишком быстро, и остановился. Они за короткое время убежали довольно далеко.
Жалуясь, она поправила туфли.
Маленькое создание, достойное жалости. Негодование Ветле стало еще сильнее.
* * *
«Ты дал мальчишке уйти!»
«Это не моя вина, господин мой и мастер, я сделал все, что мог».
«Ноты у него».
«Я знаю. Преследую его».
«Ты его не догонишь, увалень!»
«Если я увалень, то это ты меня создал таким, великий господин. Но я хочу оставаться им. Я ужасен. Прекрасная мысль!»
«Он может сжечь ноты».
«У него нечем их сжечь, в противном случае он уже сделал бы это».
