Появился Виктор.
— Постой так еще немного, — попросил он.
Сел в кресло и стал сбоку смотреть на нее.
— Повернись ко мне.
Она повернулась. Глаза ее блестели. И вдруг слеза промелькнула по щеке, легкая и быстрая. Она улыбнулась и прислонила ладони к лицу.
— Ну, пойдем, — сказал он.
И они вошли в другую комнату под руку, как в бальный зал.
Чинно уселись за стол, он чинно разлил шампанское, они чинно подняли бокалы, посмотрели друга на друга и рассмеялись.
— За тебя, — сказал Виктор.
— За тебя! — откликнулась Женечка.
— Нет. Пока только за тебя.
— Хорошо.
Женечка не выдержала, взяла большую салфетку и почти закуталась в нее, оставив свободными руки: слишком боялась испачкать платье. Она расправлялась с лобстером, даже постанывая от удовольствия, а он ел мало, смотрел на нее.
— Не смущай, пожалуйста, — попросила она.
— Ты даже ешь красиво. Я не видел людей, которые красиво едят. Я сам ем отвратительно. Я это давно подозревал. А однажды попал в идиотский ресторан, где везде были зеркала. Сижу, жру. Деловой разговор. Смотрю: что за рожа напротив хавает с таким тупым выражением глаз? И на губе крошки. И тут понял, что это я сам.
— Перестань. Ты вполне нормально ешь. Я вот, наоборот, люблю смотреть, как люди едят — если не в одиночестве, а с кем-то. В одиночестве они едят скучно, уныло. А когда с кем-то, когда интересный разговор — очень люблю смотреть.
— Ты вообще любишь жизнь?
— Странный вопрос.
Виктор вообще был странен: тих, нежен, молчалив.
Таким он был и ночью.
А под утро, как всегда, заснул.
Женечка же заснуть не могла.
Я так и не выспросила его, думала она, что означает это платье, этот ужин при свечах, шампанское… И пусть. Так или иначе, она была сегодня невестой, она чувствует себя еще и сейчас невестой — и пока счастлива. А что будет и как будет потом — это будет потом.
Прошел день.
И вот еще одно утро — ее утро, когда на пляже никого нет.
Она вышла из воды, взяла из стопки под навесом раскладной шезлонг и устроилась в нем, наблюдая, как солнце поднимается все выше.
Берег был пустынным, но вот появился молодой человек, бредущий не спеша вдоль берега. Он шел у кромки прибоя, думая о чем-то, не глядя по сторонам.
И Женечке вдруг захотелось, чтобы он посмотрел на нее, остановился, заговорил с ней.
Юноша увидел ее, остановился, улыбнулся. Такой открытой, такой хорошей улыбкой, что Женечка невольно в ответ тоже улыбнулась.
Он не спеша подошел и вдруг сказал по-русски:
— Здравствуйте.
— Здравствуйте, — сказала Женечка. — А откуда вы узнали, что я русская? Вы здесь не живете, я вас не видела.
— Я много чего знаю. Ваш друг спит?
— Спит. Но откуда?!
— Разрешите представиться: Павел. А вы — Евгения.
— Вы знаете слишком много. Кто вы, откуда вы?
— Могу рассказать, если интересно. Родственники живут в Джексонвилле, я сам в Нью-Йорке, в Бруклине. Снимаю квартиру и работаю где придется. Родители пятнадцать лет назад переехали в Америку. Я бездельник и путешественник. Моя машина в полтора раза старше меня. Что еще? Пожалуй, все. Кстати, вы читали «Лолиту»? — спросил он.
— Конечно.
— Так вот, первая часть мне абсолютно неинтересна. А вот вторая, где он бесконечно ездит со своей девочкой по Америке, замечательно написано, я сто раз перечитывал. С этого и надо было начинать — и этим закончить.
Разговор их был короток, всего несколько минут, но у Женечки, как ни банально это звучит, появилось чувство, будто она знает его сто лет, будто это брат ее, с которым у нее глубокая духовная связь. И Дмитрий, и Виктор были другими: оба жесткие, возможно даже жестокие, то в Павле она почувствовала самое себя, свою суть: умение просто и бесхитростно радоваться жизни, находить хорошее и прощать плохое.
— А вы лучше, чем на фотографии, — сказал вдруг Павел.
— На какой фотографии? — засмеялась она, не понимая.
Павел достал полароидный снимок, Женечка увидела себя в свадебном платье. Это фотография могла быть сделана только тем фотографом в магазине. Он что, дарит или продает их теперь? И Павел по фотографии решил ее найти? Но как он узнал, что она здесь?
— Все очень просто, — сказал Павел, словно отвечая на ее вопросы. — Ваш друг оригинальный человек. Ему почему-то кажется, что русские в Америке ради долларов готовы пойти на все. Он наткнулся на меня…