— Никодим! — крикнул я. — Подбери оружие!
Он кивнул.
Я обождал, пока он собрал автоматы. И снова повернулся к ожидавшему парламентеру. Тот улыбнулся.
— Ну? — сказал он. — Убедился? Несите все оружие сюда. И ты отдай свое тоже.
— Просят не беспокоиться, — ответил я ему языком объявлений. Медленно снял автомат с плеча и двинул прикладом ему под вздох.
Он не ждал этого, оглянулся и упал, и стал корчиться на песке, откусывая большие куски воздуха. А я повернулся и неторопливо пошел к кораблю. Я уже знал: в спину они стрелять не станут. И вообще вряд ли станут стрелять.
Мои капитулянты стояли, оторопело глядя на меня.
— А ну пошли отсюда! — сказал я сердито.
Они глядели, как побитые песики.
— Как же… — пробормотал один из них. — Они ведь выиграли…
— Повезло вам, мальчики и девочки, — сказал я невесело. — Вы не знаете, что такое война — и не надо вам знать этого. Бегите куда глаза глядят и постарайтесь не попадаться в руки войску.
— А вы? — нерешительно спросил другой.
— А мы играем по своим правилам. Но они — не для вас. Ну — кругом марш!
Они поплелись прочь.
— Да не туда! — крикнул я им вдогонку. — Шагайте в глубь леса и обойдите их стороной!
После этого они задвигались побыстрее.
Я поглядел в сторону противника. Четыре стрельца тащили нокаутированного мною парламентера в свой тыл. Остальные клацали фузеями, снова изготавливая их к бою.
Мы с Иеромонахом залегли так, чтобы защищать ход, ведущий к кораблю; возможно, нам придется отступить туда и отсиживаться в этом доте.
— Ну, отче, — сказал я.
Инок не услышал; он бормотал что-то, и мне показалось, что я расслышал слова вроде «Одоления на супостаты…». Я даже не улыбнулся: каждый настраивается на игру по-своему. Мне вот достаточно подумать об Анне.
Я покосился на нее: она, конечно, не усидела в корабле и теперь лежала рядом со мной.
— Что вы собираетесь делать? — спросила она с любопытством.
— Хотим доказать, что еще не вечер.
— Но их ведь больше?
— Ничего, — сказал я. — Зато мы в тельняшках.
Я и не ожидал, что она поймет это. Но она не поняла и многого другого.
— Они ведь с вами не согласятся…
— Поглядим, — сказал я, изготавливаясь, потому что противник, оправившись от удивления, стал строиться для новой атаки. Они строились очень красиво и убедительно и собирались наступать тремя плотными колоннами. Мечта пулеметчика, подумал я. Но это будет просто мясорубка.
Я вскочил на ноги.
— Рассредоточьтесь, идиоты! — крикнул я им. — Цепью! Перебежками! Кто же атакует колонной, когда у нас авто…
Но окончания они не услыхали, потому что грянул залп и на меня посыпалась хвоя. Тут же последовал второй — точно так же поверх голов, — и они, не вняв доброму совету, двинулись вперед, а в тылу их даже засвистела какая-то пронзительная дудка.
Я вздохнул; мне было тяжело.
— Спрячься, ребенок, и не гляди, — сказал я Анне. — Это не для тебя.
— Нет, — сказала она. — Я хочу посмотреть.
— Если ты увидишь, ты меня больше никогда не…
— Что ж ты не стреляешь? — возбужденно подтолкнула она меня. — Они стреляли уже два раза, а вы молчите. Ваша очередь!
Я повернулся к ней. Глаза ее горели, ей было весело.
«Вот так, — подумал я. — Мы, значит, спасаем это бедное, маленькое, неразумное человечество. Своеобразным способом спасаем мы его! С нами приходит страх! — вспомнил я „Маугли“. — Вот он, страх, страх добротной земной выделки — вот он, в моих руках. Вот прорезь, вот мушка. Длинными очередями, с рассеиванием по фронту…»
Я целился не в макушки деревьев. Я целился в пояс, как и полагается на войне.
Но перед тем, как мягко, плавно нажать спуск, я все-таки поднял ствол чуть ли не к самому небу, словно хотел обстрелять проклятую звезду, из-за которой все и заварилось.
Нет, нельзя, нельзя стрелять в людей, которые смыслят в военном деле столько же, сколько и малые дети — а то и куда меньше, если сравнивать с детьми моего времени, — и к тому же совершенно не собираются убивать меня.
Мы играли на чужой площадке, и надо было — если мы хотели и впредь считать себя порядочными людьми — играть по их правилам.
И я крикнул своим:
— Только не по людям! Ясно?
Они удивленно посмотрели на меня; Уве-Йорген скривился, а Никодим улыбнулся.