- Так что же случилось с третьим бароном Галвиком? - вкрадчиво спросил Люгер. - Говори быстрее, старик, пока я не воспользовался своим правом и не приказал тебя высечь!
Старый слуга равнодушно принял и такой оборот дела.
- Господин барон утонул три месяца назад, - вздохнув, начал он. - Его тело так и не нашли. С тех пор госпожа Далия была несколько не в себе, да простит меня баронесса за мой глупый язык. Горе совершенно разбило ее. Последнее время она изводит себя молитвами, какими-то странными обрядами, а тут еще появился этот черный лебедь...
- Что?! - подскочил на месте Люгер, чем удивил даже старика Меска. Призрак Слепого Странника вновь замаячил перед ним бледным пятном. - О чем это ты болтаешь?
- О птице, господин... Примерно с месяц назад в замок стал прилетать по ночам черный лебедь. Это сущий дьявол, его крики насмерть пугали детей. Те, кто его видел, говорят, что у него желтые глаза без зрачков, которые светятся в темноте. Вначале слуги прогоняли его, но потом госпожа запретила нам делать это. Она остается с ним на ночь в угловой башне и последнее время он уже не кричит больше. Но что делает наша баронесса, наше слабое и беззащитное дитя, возле этого чудовища?.. Мы все напуганы, но изменить что-либо - не в нашей власти...
- Ты думаешь, баронесса действительно принимает меня за своего мужа? - прервал Люгер его излияния, озабоченно поглаживая себя по подбородку, заросшему недельной щетиной.
Старик выпрямился, словно был чем-то ощутимо уязвлен.
- Даже если это каприз госпожи, не мне судить об этом, - твердо сказал Меск с каким-то извращенным чувством собственного достоинства.
- Прекрасно, Меск! - одобрил Люгер с иронией. - Если когда-нибудь мне понадобится слуга, ты будешь первым, о ком я вспомню... А теперь расскажи мне все, что должен знать, по-твоему, третий барон Галвик...
После этого он глубокомысленно уставился на плясавшие в камине языки пламени, а Меск, служивший в замке уже добрых шестьдесят лет, поведал ему о делах дней минувших и делах сегодняшних.
Первый барон Галвик входил в число Одиннадцати Неприсоединившихся (в чем провинились эти Неприсоединившиеся, осталось для Люгера загадкой), за что был удален подальше от королевского дома Адолы и поселился здесь, на неприветливом и суровом западном побережье страны, в старом замке Крелг, выстроенном за два столетия до того захватчиками из Алькобы. Фамильных драгоценностей и денег гордого семейства хватило на то, чтобы отреставрировать замок и вести в нем с тех пор достаточно безбедную жизнь. Возможно, третий барон Галвик имел шансы быть прощенным за давностью лет и вновь приблизиться к венценосной особе, но взамен того выбрал относительную независимость и уединенное существование, почти свободное от всепроникающей и утомительной скверны интриг.
Барон получил неплохое образование и был, судя по всему, настоящим эстетом. Для этого имелись все необходимые предпосылки: жизнь, не отягощенная службой и физическим трудом, изысканная и тщательно продуманная обстановка замка, прекрасные и суровые окрестные пейзажи, богатые коллекции книг, скульптуры, картин и оружия, собранные многочисленными предками, и, конечно же, сама баронесса Далия представительница семейства столь же благородного, сколь и прославившегося красотой своих женщин. Люгер мог подтвердить, что в каждой черте ее лица, каждой линии тела и каждом движении была видна порода без малейшего изъяна, но, к сожалению, хрупкая чувствительность была хороша только для спокойных времен...
Слабостью барона были морские путешествия, для чего у него имелось даже собственное парусное судно с командой, набиравшейся из немногочисленных друзей, местных рыбаков и слуг. Иногда он выходил в океан даже на утлых рыбацких суденышках, не брезгуя обществом простолюдинов, чтобы встретить в безбрежном просторе восход или проводить угасающее светило. Может быть, именно в этих, сравнительно нечастых морских авантюрах находили себе выход подавленные страсти наследника воинственного, но утратившего былую славу рода. В остальном барон был безупречен - изредка появлявшиеся в замке дамы явно проигрывали в сравнении с его женой, к игре и иным порокам он был равнодушен, имея перед собой примеры жалких и растраченных впустую жизней на фоне ужасающей вечности мира.
