Оставили только голову и портфель.
А поутру, услышав призывы к работе, они ушам своим не поверили, а когда открыли глаза, то и глазам.
Голова начальника каким-то образом передвигалась по местности и, что самое интересное, умудрялась тащить за собой портфель. Увидя их, голова начальника или портфель с головой, не знаю уж, как лучше, словом, это, как ни в чем не бывало призывно вещало:
– За работу, ребята, будем копать шахту! Раз на поверхности ничего не осталось, будем искать богатства в земле. Вперед!
Они углубились уже на несколько метров, когда стены начали потихоньку осыпаться. С опаской стали пролетарии поглядывать наверх. Там виднелось пока еще голубое небо, да мелькала то и дело голова начальника.
– Ну что, ребята, нашли что-нибудь? Эх, нам бы сейчас сюда динамита или, – у головы мечтательно закатились глаза, – бомбочку побольше.
От этих слов два бедных землекопа вздрогнули и испуганно прижались друг к другу.
– Слушай, завалит он нас здесь. Спасаться надо.
Только они успели это произнести, как наверху что-то грохнуло, да так, что в глазах у них потемнело.
«Все, конец», – только и успели они подумать, как их подхватило, закрутило, и очутились они на улице своего родного города.
Обнялись они, заплакали от счастья, что живы, что будут сыты, и еще, наверное, от того, что город большой, начальников много и не все же они такие, как тот с острова, а если даже и все такие, то город все равно большой, его так запросто не угробишь, как остров.
Но тут почувствовали они, что вроде как опять есть хочется… и начали озираться по сторонам – начальника искать.
Потому что когда есть хочется, социальные инстинкты забываются, даже у самого тупого пролетария.
Не забывай об этом, начальник.
– Так, так, так, – потирал радостно руки Старший Следователь. – Попался, дружок, попался.
Было от чего радоваться старшему следователю. Вот уже полгода на его участке какой-то безумец отпирает все замки и…
И дальше ничего.
Отпирает сейфы банков и сами банки. Отпирает магазины, квартиры, сараи, машины, калитки и даже замки на почтовых ящиках.
Отпирать-то отпирает, но ничего не берет.
Непонятно. А раз непонятно, значит, опасно, а этот исключительно непонятный случай начальство сочло еще опаснее. Опаснее, чем если бы были вынесены все сбережения всех открываемых сейфов, бабушкиных чуланов или почтовых ящиков.
А пока шли поиски этого взломщика, Старший Следователь получал разносы от своего высокого начальства после каждого очередного, непонятного, а значит, еще более загадочного преступления.
И тут, когда уже все были в явном тупике, вдруг появилась одна зацепка: преступник забыл на месте преступления перчатку, в которой он, очевидно, работал, чтобы не оставлять отпечатков пальцев. Поэтому Старший Следователь очень обрадовался, предчувствуя скорое прекращение начальственных разносов и получение большого количества поощрений и благодарностей за раскрытие этого преступления.
Зачем преступник оставил перчатку, доподлинно было неизвестно, но Старший Следователь не был бы Старшим Следователем, если бы сразу же не предположил, почему коварный открыватель чужих замков совершил это действие – наверняка хотел: почесать что-нибудь у себя: или нос, или лоб, или что-то еще. Многие так делают, когда почесаться хочется. Любой чесальщик скажет, что чесание в перчатке не доставляет такого удовольствия, как чесание без перчатки чешущегося места.
«Значит, надо искать того, кто очень любит чесаться», – решил следователь. Извините, Старший Следователь.
Искать чешущихся людей в огромном городе довольно-таки сложно. Но наш Старший Следователь обладал огромным опытом по применению метода дедукции, индукции и последовательного исключения. Поэтому он сразу же пошел в баню. Где-где, а уж в бане-то люди чешутся, и еще как чешутся.
Старший Следователь купил билетик на одну помывку.
Он был уверен, что сумеет быстро вычислить злоумышленника, который наверняка ничего не подозревая сейчас вовсю чешет себе разные части тела.
Итак, купив билетик на одну помывку и, для отвода глаз или по научному для конспирации, лыковую мочалку, Старший Следователь, стараясь как можно незаметнее, прикрывшись шайкой, проник в помывочное отделение.
