Они пошли вдоль берега реки. Небо закрыли грязные тучи; над рекой стоял тяжелый, наводящий тоску туман; в тумане медленно двигались по реке барки и точно за запотевшим стеклом мелькали на них огни, разведенные для ужина. На толстых бревнах, лежавших у берега реки, спал мальчик, известный между уличными ребятишками под именем Миши-щепочника. Между бревнами щели, и в них блестит вода и плавится рыба; бревна густо охватило туманом и сыростью, а мальчик спрятал свое лицо в картуз и спит — не слышит ни сырости, ни дождя. И видит он во сне, что по плечам у него машут длинные, легкие крылья; тихий ветерок и веянье воздуха от быстрого полета охватывают его тело прохладой. Видит Миша, что он летит высоко над землей — над реками, зелеными лесами, озерами и полями. Видит он внизу светлую реку, извивающуюся между зеленых лугов, поросшую камышом, окруженную зеленою, сочною травою поемных лугов; но лучше всего Мише то, что над этой рекой ему свободно и легко дышится, так хорошо и свободно, как никогда не дышалось во всю его коротенькую жизнь.
Миша просыпается и, охватив колени руками, садится на бревна. Грудь у него болит, рубашка промокла, а кашель так и мучит его худенькую грудь. А воздух становится все сырее, в тумане всюду зажигаются красноватые огни; у мальчика сильно болит грудь, и с тоской он опять прилегает к бревнам. В это время перед ним останавливаются мимоходом наши друзья: Вальтер и Рулев.
— Отчего ты не идешь домой? — спрашивает Вальтер.
— Куда мне идти домой? — в свою очередь спрашивает Миша.
— Где твой отец?
— Не знаю…
— А мать?
— И мати не знаю, — отвечает равнодушно Миша — и в самом деле не знает.
— У кого ты живешь? — спрашивает ласково Вальтер.
— Жил я у дедушки-рыбака; потом жил у дедушки-нищего. Только дедушка-рыбак умер, а дедушку-нищего взяли в тюрьму. Не у кого мне и жить теперь, — равнодушно прибавляет Миша.
— Пойдем со мной, — говорит ему ласково Вальтер.
Миша оставляет свое неприглядное помещение и плетется за Вальтером и Рулевым, скорчившись всеми своими худенькими членами. Вальтер и Рулев идут быстро, разговаривая о рабочих и их детях, о мещанах и крестьянах. Моросит дождь, а кашель терзает впалую грудь Миши.
— У тебя грудь болит? — спрашивает Рулев, беря его за грудь.
— Грудь болит, — отвечает Миша.
Наконец пришли в квартиру Вальтера. Вальтер зажигает свечу.
— Устал? — спрашивает он.
— Устал, — отвечает Миша.
— Разденься и надень вот это, — говорит опять Вальтер, подавая ему теплый полушубок. — Если ты не наденешь сухое платье, ты, может быть, простудишься и заболеешь. Видишь, твоя рубашка так и льнет к телу.
— Я и так болен, — говорит мальчик.
— Заболеешь больше.
— И умру?
— Может быть, и умрешь…
Мальчик улыбается. Он начинает думать, что давно знал Вальтера и даже давно любил его.
— Тебе не хорошо жить?
— Не хорошо, не хорошо… Грудь болит, сыро, холодно, — бормочет Миша и опускает голову, точно слушая, что у него в сердце делается.
— Ну, давай пить чай, — согреешься.
— Давай.
Миша уселся перед столом, облокотился на него, положил щеку на ладонь и пристально смотрит на Вальтера. Лицо мальчика бледно, руки тоненькие, худые, грудь вогнута.
— Зачем ты привел меня сюда? — спрашивает он потом.
— Затем, что мне тебя жаль, — отвечает Вальтер.
— Жаль, что я маленький, грудь у меня болит и негде мне жить? — спрашивает мальчик.
— Да.
— Ты, верно, добрый?
— Нет, я злой… Мне все равно — будешь ли ты у меня или нет, а тебе от этого лучше…..
— Тебе все одно?
— Все одно.
Мальчик жадно пьет горячий ароматный чай, и щеки у него вспыхнули румянцем, глаза засветились. Рулев и Вальтер говорят что-то на непонятном ему языке, и говорят как братья: лица у обоих светлые, добрые и откровенные; иногда только у Вальтера брови сдвигаются. Рулев, напротив, все спокойный и серьезный, скажет несколько слов и опять задумается. Мише сильно хотелось бы знать, о чем они говорят, но не понять никогда ему этих речей.
