— Что ты читаешь? — спросит она тихо и нежно.
— Прочти сама, — скажет Андрей Никитич.
— К чему это? — расспрашивает Саша.
— Чтобы знать…
Усталая Саша расспрашивает его, что он знает, и Андрей Никитич рассказывает ей и про геодезию и про ботанику с зоологией, хотя знает эти науки по одним только именам. Саша просит, чтобы он и ее научил чему-нибудь, а он, вместо ответа, только целует ее усталые, бледные руки.
Что такое Вальтер? Какая была жизнь его, я уже сказал читателю и прибавлю еще, что это человек умный, сильный характером и телом, честный, потому что, несмотря на все невыгодные обстоятельства, страшными усилиями, лишениями и бедствиями приобрел себе независимость и жил так, что никто не мог заставить его покраснеть намеком на какой-нибудь нечестный с его стороны поступок. Да к тому же он слишком верил в свои силы и для достижения какой бы то ни было цели никогда не прибегал к более коротким, но кривым путям. Из всей своей юношеской жизни он вынес привычку к беспрерывной напряженной деятельности мускулов и мозга: обстоятельства были такие. Года четыре назад он бросил свою бродячую жизнь, потому что не мог удовлетворяться жизнью бродячего акробата; а не мог удовлетворяться оттого, что тяжелые сцены его юности не исчезли бесследно из его памяти.
Он встретил здесь одну добрую и умную девушку, учительницу Тихову, познакомился с нею, привык говорить и видеться с нею и, наконец, полюбил ее, как простое, честное и любящее существо (он сам был существо любящее, хотя много было людей, которых он не задумался бы раздавить своими руками). Ему же, наконец, надоела одинокая переработка мыслей, хотелось проверить их в ком-нибудь.
Поэтому-то Вальтер с радостью встретил Рулева, как человека, интересовавшегося тем же делом, каким и он интересуется. Вальтер надеялся, что человек, подобный Рулеву, не ограничится одним словоизвержением.
Возвратившись из поездки, Рулев как-то вечером отправился к Вальтеру. В квартире последнего Рулеву сказали, что Вальтер ушел с мальчиком на фабрику, — и Рулев отправился туда.
За фабрикой, на берегу реки, Вальтер прилаживал огромный летучий змей и привязывал к его хвосту длинные красные, синие и белые ленты, — а тут же на траве лежал Миша-щепочник и внимательно смотрел на работу. Вальтер пожал руку Рулева, улыбнулся и продолжал свое занятие. Потом, когда змей наладили, Вальтер приподнял его, мальчик побежал с нитками, и великолепный змей поднялся на воздух.
Вальтер лег на траву и закурил сигару.
— Я хотел было начать с того, чтобы учить мальчугана читать, — сказал он. — Но теперь не хочу и браться за ученье.
— Отчего? — спросил Рулев.
— Я был у доктора. Говорит, что мальчуган не доживет до весны: слишком уж исстрадался. Думаю, что в таком случае пусть себе наслаждается — ест, спит, играет — к чему тут ученье…
— Совершенно справедливо, — заметил Рулев, — если только у самого не будет охоты учиться.
— Конечно, тогда не откажу, — сказал Вальтер. — Где были и что видели? — спросил он после небольшого молчания.
Рулев рассказал ему свою поездку, обрисовал и более выдающиеся личности, какие встречал, но говорил о всем этом так безразлично, что его можно было считать и промышленником, и ученым, изведывающим плохо знакомую землю, и просто привыкшим к бродячей жизни человеком.
Мальчик с распущенным змеем уселся на берегу реки. Внизу текла гладкая, как зеркало, похолодевшая река; змей тихо качался в вышине, колебля своими красными, синими и белыми лентами; дышалось над рекой приятно, свежо и легко, а грудь мальчика точно уставала и от этого чистого воздуха.
— Ну, умрет, — заговорил Вальтер. — Что мне в нем? Знаю я его не много дней, привыкнуть не успел, а ведь жаль.
— Человека жаль, — заметил равнодушно Рулев.
— Да, — повторил Вальтер. — На счастливую жизнь он имел такое же право, как вы или я. А ведь это не один погибающий ребенок.
Рулев засмеялся.
— Их гибнет по крайней мере вчетверо больше, чем остается в живых, — отвечал он на вопросительный взгляд Вальтера:
— Разве это так и должно быть?
— Конечно, нет. Но я полагаю, что нам с вами не стоит и говорить об этом: зло мы видим и делаем, что можем.
