Эндре наблюдал за отцом, который теперь смотрел на окружающих совершенно сухими глазами и еле заметно кивал, соглашаясь, вероятно, с каждым словом выступающего. «К чему столько пустых фраз! — раздраженно думал Эндре. — Уж скорее бы заканчивали...»
Но вслед за председателем Союза писателей выступила представительница районного совета женщин...
Когда гроб опустили в могилу, каждый из присутствующих бросил в зияющую перед ним пропасть горсть земли, которая со стуком ударилась о крышку гроба. Это был самый тяжелый момент. Сквозь траурную мелодию слышались какие-то странные, ухающие звуки. Жока рыдала, еще крепче вцепившись в Эндре.
После похорон Варьяш, чтобы не было никаких обид, посадил в свою машину тестя, тетушку Ольгу и родителей. Жока и Эндре решили уехать на такси.
У входа на кладбище Эндре заметил Миклоша Лонтаи. Он едва узнал подполковника, Потому что тот был в гражданском. Миклош подошел к девушке и поприветствовал ее:
— Сервус, Жока!
— Сервус.
Жока думала, что Миклош начнет выражать свои соболезнования, как принято в подобных случаях, но тот лишь спросил:
— Ты с ними поедешь? — и глазами показал в сторону «мерседеса», возле которого толпились люди.
— Мы с Банди поедем на такси.
— Тогда я подвезу вас. Пойди скажи об этом брату.
— Ты на машине?
— Да.
— Хорошо, я сейчас...
Родственники как раз усаживались в «мерседес»: старики разместились на заднем сиденье, а тетушка Ольга с мужем сели на переднем, рядом с Варьяшем.
— Мама все-таки не зря умерла, — заметила Жока.
— Подобная смерть всегда бессмысленна, — возразил Миклош.
— По крайней мере, наши деды и бабушка впервые в жизни вместе. Это мама их примирила. Подожди меня, я сейчас.
Жока поспешила к Эндре, который стоял в одиночестве и смотрел вслед медленно отъезжавшей машине. Жока дотронулась до его руки:
— Пойдем, Банди. Миклош подвезет нас на своей машине.
Эндре взглянул в сторону терпеливо дожидавшегося Лонтаи и предложил:
— Ты поезжай, а у меня дело есть. Дома встретимся.
— Банди... — начала она, но замолчала, натолкнувшись на угрюмый взгляд брата. А она-то собиралась было сказать: «Прошу тебя ради меня...» — Ну, как хочешь. Тогда привет! — И она направилась к Миклошу. — Он не поедет.
— Я так и думал.
Миклош махнул водителю, и через несколько секунд к ним подкатила черная «Волга». Подполковник сел впереди, девушка устроилась на заднем сиденье.
— Ты вернешься в министерство?
Миклош посмотрел на часы:
— Можно уже не возвращаться.
— Куда ехать, товарищ подполковник? — тихо спросил молодой водитель с черными усиками.
Лонтаи вопросительно взглянул на девушку.
— Я бы охотно прошлась, но только там, где людей поменьше...
— Тогда скомандуй, где остановиться.
Жока на миг задумалась, а затем сказала:
— Поехали на проспект Пашарети, а по дороге где-нибудь выйдем.
Машина остановилась на площади Хидас. Миклош подписал водителю путевой лист и, попрощавшись с ним, взял Жоку под руку и повел по улице, которая в этом месте слегка поднималась в гору. Солнце уже скрылось, окрасив горизонт багрянцем. Стало чуть холоднее, снег хрустел под ногами. Девушка шла с задумчивым видом, глядя себе под ноги. В углублениях, остававшихся после нее, тускло поблескивала вода.
— Ты, случайно, не знаешь кого-нибудь, кто сдает комнату? — спросила вдруг она.
Миклош остановился:
— Не делай глупостей, Жока!
— Я вполне серьезно. За эти дни я все хорошо обдумала и решила, что после похорон обязательно уйду из дома.
— Но почему?
— Не хочу больше там оставаться. Не могу простить отца, а жить вместе и мучить друг друга бессмысленно.
— Чего же ты не можешь простить ему?
— Смерти матери. Это он толкнул ее на самоубийство...
Они медленно пошли по скользкому тротуару.
— Жока, пойми меня правильно, я не собираюсь вмешиваться в ваши семейные дела, но очень прошу тебя подумать, прежде чем что-то предпринять. И не будь так несправедлива по отношению к отцу...
— Я все хорошо обдумала, а по отношению к отцу я справедлива.
— Как в таком случае следует понимать твои слова, будто именно отец толкнул мать на самоубийство? Не сердись, Жока, но я в это не верю. Подожди, не перебивай меня, пожалуйста. — Произнося эти слова, он обнял девушку за талию. — Я, конечно, плохо знаю твоего отца, но все равно не могу поверить, чтобы он своим поведением довел мать до самоубийства. Часто мы слишком торопимся найти козла отпущения и обвинить его во всех тяжких грехах. Ты слушаешь меня?
