Когда Джилькс пришел в школу, Сильк встретил его очень нелюбезно.
— Правда ли, что тебя выгнали из шлюпки? — спросил он его без дальнейших околичностей.
— Правда, — пробормотал Джилькс.
— Как это тебя угораздило сделать такую глупость?
— Ничего я не делал! Ферберн давно решил отделаться от меня — и отделался…
— Да, потому что у тебя не хватило ума не открывать своих карт до начала игры. Очень нужно было тебе проделывать свои штуки чуть не за месяц до гонок! Теперь ты все испортил. Право, я никак не думал, чтобы ты был так глуп…
Джилькс побаивался своего друга, а теперь чувствовал вдобавок, что тот был прав.
— Я сам очень жалею, что так вышло. Я хотел только попробовать и не ожидал, что так кончится, — сказал он тоном извинения.
— Теперь все пропало, — продолжал Сильк. — Как поручиться, что они не выиграют? Кого Ферберн берет вместо тебя?
— Кроссфильда,
— Именно этого я и боялся! Кроссфильд — лучший из всех, кого они могли выбрать… Как хочешь, Джилькс, ты должен исправить свой промах. Ступай и извинись перед Ферберном: может быть, он и возьмет тебя назад…
Джилькс повиновался. Он нашел Ферберна в его комнате; там был и Риддель. При виде Джилькса Ферберн не выразил ни малейшего удивления: он был уверен, что тот явится с извинениями, и приготовился отвечать ему.
— Ферберн, надеюсь, что ты оставишь меня в шлюпке, — начал Джилькс. — Я очень жалею, что позволил себе… такую шутку.
— Значит, ты делал это нарочно? — спросил Ферберн, которому Риддель только что поверял свои сомнения в том, действительно ли виноват Джилькс, а не он, Риддель, тем, что, может быть, плохо правил.
— Да, мне хотелось подразнить тебя, — отвечал Джилькс.
— Мне все равно, что тобой руководило, но раз ты способен так относиться к делу, ты не можешь оставаться в шлюпке.
Джилькс взглянул на говорившего и понял, что дальнейшие просьбы будут бесполезны. Вне себя от ярости и унижения, которое он чувствовал еще больнее вследствие присутствия Ридделя, он вышел, повторив свою угрозу:
— Я тебе это припомню!
— Ну, наконец-то отделались мы от него! — проговорил Ферберн, когда Джилькс вышел.
— Да, пренеприятный он малый, и я полагаю, способен вредить, — заметил Риддель, думая не столько о директорской шлюпке и о гонках, сколько о своем маленьком друге Виндгаме.
— Послушай, Риддель. — начал Ферберн помолчав, — сегодня ты доказал, что можешь прекрасно править. Отчего ты был так плох вначале?
— Разве ты не знаешь моей несчастной слабости? Я все спрашивал себя: что-то обо мне думают товарищи в эту минуту?
— Знаешь, дружище, если ты не сумеешь отделаться от этой слабости, тебе придется закрыть свою лавочку — отказаться от старшинства и вообще от всякой надежды войти в общую жизнь школы…
— Лучше уж я постараюсь отделаться от своей слабости, потому что закрывать лавочку я не намерен, — отвечал, смеясь, Риддель и, поглядев на часы, прибавил со вздохом: — Через пять минут мне предстоит деловое свидание с несколькими «мартышками». Прощай.
— Приходи же после обеда на реку! — крикнул ему вслед Ферберн.
— Приду! — отозвался Риддель.
XII
ТЕЛЬСОН И ПАРСОН ИДУТ В ГОСТИ
Была суббота, последняя перед гонками. В Вильбае волнение в ожидании великого (события достигло крайних пределов. Уже целую неделю все школьники, не исключая и тех, которые имели обыкновение валяться в постели, пока не зазвонит утренний колокол, были на ногах к шести часов утра и, наскоро умывшись, бежали на реку смотреть, как практикуются гребцы двух шлюпок-соперниц. Все домашние распри были забыты ввиду наступавшего несравненно более важного состязания. Все три отделения, даже вельчиты, которые под конец отказались от всяких попыток подобрать команду и участвовать в гонках, не могли ни думать, ни говорить ни о чем, кроме гонок. Слух о них проник даже в Шельпорт и ежедневно привлекал на реку немало посторонних зрителей из горожан.
Но в эту субботу не гонки волновали Гарри Броуна. Броун был в четвертом классе, в отделении директора, и был единственным приходящим воспитанником во всей школе. Родители его жили в Шельпорте и благодаря этому обстоятельству имели удовольствие пользоваться обществом своего Гарри большую часть дня в течение всего учебного года. Зато школа была лишена этого удовольствия. Может быть, желая вознаградить ее за это лишение, мистер и миссис Броун давали раз в год вечеринку, на которую неизменно приглашали директора Патрика и его дам, а Гарри позволяли приводить двоих товарищей по его выбору.
