«Нет, Адриану не могло показаться. У парня наблюдательный взгляд», — мучительно думал Валентин.
Нужно было немедленно отыскать прощелыгу Чикильдеева и прижать его к стенке. Валентин бросился на вокзал. Но в ресторане Чикильдеева не оказалось. Студент с велосипедом рыскал по городу и все же увидел опустившегося художника на Верхнем рынке. Чикильдеев напрасно пытался там продать свою последнюю картину — лунный вид с берега Крутьи. Пользуясь давним знакомством, Валентин пригласил Чикильдеева в пивнушку, и под стопочку водки подвыпивший художник признался, что лет семь назад, по просьбе нэпмана Сожича, написал на каком-то старинном полотне с портретом старика свой натюрморт.
Картина тогда даже понравилась Чикильдееву, но нэпман сказал ему, что старой живописи не ценит и хочет, чтобы в этой раме была современная вещь.
Чикильдеев еще рассказывал, что он потом по памяти сам написал этого старика, потому что тот ему запомнился. Но подробности студента уже не интересовали. Он сел на велосипед и помчался в сторону губисполкома.
— Да. Это действительно новость! Подобного трудно было ожидать даже от такого коммерсанта, как Ян Савельевич. Ловко! — Петр Наумович Залесский — кожаная куртка расстегнута, руки сцеплены за спиной — взволнованно шагал между столами в своей небольшой рабочей комнате. Валентин сидел на старом венском стуле и ожидал, что решит начальник отдела борьбы с вредным элементом. Студент уже рассказал ему обо всех невероятных событиях, о том, что произошло в доме нэпмана Сожича, и о разговоре с Чикильдеевым.
— Вы молодец, товарищ Курчо… — Залесский остановился и задумался. — Похоже на то, что нити сходятся. Ну, и хитер же Сожич! — Он снова заходил вдоль неуютной комнаты. Потом остановился, посмотрел в окно и, думая совсем о другом, произнес вслух: — Осень… Приближается осень. Золотая пора…
Он снял очки, протер помятым платком стекла и, снова надев, продолжал:
— К сожалению, это совершенно не мое дело искать украденное. Я не уголовный розыск. Впрочем, для розыска время еще не наступило. Кому, скажите, запрещено купить старую картину и намалевать на ней, что тебе вздумается? Преступление перед искусством прошлого века пока, к сожалению, законом не карается.
— Вы полагаете, что он ничего не знал? — удивился Валентин.
— Ян Савельевич? — Залесский рассмеялся. — Ну, нет, не думаю. На приверженца новейшей живописи похож мало. Скорее на любителя дорогостоящих вещей. — Он задумался: — Нет, конечно, так этого оставлять нельзя. Дело серьезное и требует проверки. Посидите, пожалуйста, я сию минуту.
Залесский кивнул Валентину и вышел. На столе остались потертый портфель и кепка. Ждать пришлось долго. Наконец товарищ Залесский вернулся.
— Ну вот что, Валентин Дмитриевич… Будем действовать на свой риск, но спокойно. Идемте. Я вам сейчас расскажу мой план.
Валентин с готовностью поднялся со стула. Петр Наумович надел кепку. Они вышли вместе.
В баньке у Митри было созвано срочное совещание.
Под голубиную воркотню Митря и Леня слушали доклад Адриана о таинственных превращениях с картиной и о том, что Ромчик теперь в курсе дел. Последнее обстоятельство не понравилось Митре.
— А еще клятву давал. Эх, ты! — презрительно бросил он.
Адриан этого ждал. Он стал объяснять — теперь у них есть наблюдатель в доме.
— А если он проговорится, что тогда?
— Говорю, не проговорится. Он этого дядю сам ненавидит.
— Посмотрим… — недоверчиво протянул Митря. — Я говорил, что Сожич и есть элемент, нэпманище! Ясно, прикарманить миллион хотел.
— И ведь как додумались! Закрасили!.. А если бы ты ничего не увидел? — восхищался находчивостью приятеля Леня.
— Сегодня-то нет той дырки.
— Ясно. Ночью замазали мазурики. Все они там заодно, — сурово продолжал Митря.
— И Чикильдей, значит, с ними? Ну и публика! В угрозыск нужно сообщить.
Но Адриана охватили сомнения.
— А если все не так? Будет нам на орехи, угрозыск.
— Ясно, когда он от Ромки узнает, ищи свищи тогда…
— Не узнает, тебе говорят, — Адриан вздохнул.
— Куда же это Валентин провалился? Найти бы его.
