Старфайндер - страница 61
— Эй, космический бродяга, верни дочуру!
— Украл ребенка! — взвизгивает миссис Блё.
— Не искушайте судьбу, — кричит в ответ Старфайндер. — Теперь у вас есть загородный дом и еще трастовый фонд, который тоже перейдет к вам, не говоря уж о солидном сберегательном счете, который я открыл на имя вашей дочери!
Оба молчат.
Старфайндер поднимает «Старейнджер» в космос. Поразительно, но его «язву» как рукой сняло. Сили окончательно просыпается только, когда они уже на полпути к небесам.
— Старфайндер, ты вернулся!
Вскоре над ними появляется кит, огромный силуэт на фоне звезд. Старфайндер заводит шлюпку в док, и они идут на мостик.
«Ну что, кит, теперь мы можем уйти с орбиты? Теперь ты нырнешь?»
Внизу слышны знакомые потрескивания: это в движущую ткань поступает энергия 2-омикрон-vii. Скрипят шпангоуты — кит готовится к рывку с орбиты. В сознании обоих путешественников снова возникает знакомый символ:
Кит вырывается на свободу. А через мгновение ныряет.
— Мне кажется, — говорит Старфайндер, рёге et mere[9] возглавляя шествие в кают-компанию, — что мы могли бы выпить по стаканчику апельсиновой шипучки, а уж потом идти на боковую. И, пожалуй, посмотреть, как там обстоят дела у старушки Ба с ее «Сонетами».
«замечает» кит.
— Ах ты, — говорит Сили Блё.
Глава 7. Роза
В следующие недели — «китовые недели», потому что, когда кит ныряет, реальное время останавливается, — Сили и Старфайндер большую часть часов бодрствования проводят перед временным экраном. Делать больше нечего. Они наблюдают, как Писарро[10]побеждает Атауальпу[11] как Ксенофонт безопасно перевел Десять Тысяч через реку Кентрит. Смотрят, как Бен Франклин[12]запускает бумажного змея, и как Деганавида отправляется в своем Белом каноэ основывать Лигу Пяти Наций[13] и как Сэмюель Джонсон пишет письмо Честерфилду. Они видят, как Буфалло Билл убивает буйвола и как Джон Хэнкок[14]подписывает Декларацию независимости. Они даже слушают из первоисточника восемнадцать утраченных минут из записей Никсона. Еще они обнаруживают, что сэр Уолтер Рэли[15]шепелявит. И что настоящей причиной затворничества Эмили Дикинсон[16]было то, что она страдала от облысения.
Приходит время, и Старфайндер понимает, что несмотря на все разрозненные, обрывочные сведения и исторические даты, которыми Сили бессистемно набивает голову, ее сидение час за часом перед временным экраном ничуть не лучше сидения перед головизорным кубом. Конечно, ее компенсаторное существование опирается на реальные события и реальных людей, но оно тем не менее опосредованно и никак не соответствует жизни, которую следовало бы вести здоровой молодой девушке. Сили необходимо и физически, и умственно быть вовлеченной в жизнь, и ему пора либо перенести на борт кита школу для девочек, либо отослать Сили на несколько месяцев в одну из таких школ.
Но не тут-то было.
Символ, который появляется однажды ночью в его сонном сознании, напоминает один из тех, которые кит придумывал, умирая на Орбитальных верфях Фарстар****:
Старфайндер боролся, выбираясь наверх по крутому склону сна. Символ не исчезает до тех пор, пока темная долина сна не остается далеко внизу. И даже исчезнув, иероглиф остается в его сознании подобно следу на сетчатке глаз.
Он точно означает только одно: с ганглием кита что-то случилось.
Старфайндер садится на койке и ставит ноги на палубу. Ровная фосфоресценция стен и потолка успокаивает его, хотя он и знает, что ее нельзя считать надежным индикатором «здоровья» кита, что хотя колебания проявляются иногда у умирающих китов, внутреннее пространство мертвых китов фосфоресцирует точно так же, как у живых и здоровых.
В чем дело, кит?
Ответ, который он получает, ставит его в тупик:
Кит хочет, чтобы они с Сили покинули корабль!
Почему, кит? Почему?
Следующий символ заставляет его вскочить:
Он быстро натягивает штаны и рубашку, влезает в тапочки и торопливо пересекает коридор. Он очень сильно сомневается, что кит собирается «взорваться», и еще сильнее сомневается, что тот может знать об этом заранее, даже если это и должно случиться. Но он знает и другое: кит не требовал бы от него покинуть корабль вместе с Сили, если бы дела не были непоправимо плохи.
