Он согласно кивнул.
— Сплошь ложное наведение.
(Это не было чем — то необычным: сенсоры наведения не могли реагировать на «сознательные» живые формы, и «Ионам» приходилось тратить половину времени на погоню за астероидами).
— Ты переведен с «Мериториуса», ведь так.
На этот раз он даже не удосужился кивнуть. Она излагала факты, а не задавала вопросы.
— Месяц назад. — Про себя он добавил: «Спасибо клинике». — Кажется, мое личное дело теперь в открытом доступе.
— На борту судна — китобоя не существует никаких секретов… уж ты должен это знать, Старфайндер.
Он знал и довольно хорошо. И все же один секрет на борту «Гринлайта» все — таки существовал. Секрет его перевода. Причину знал лишь корабельный врач. И, разумеется, он сам.
Он снова почувствовал правой щекой взгляд девушки. И с досадой заметил:
— Мой шрам кажется тебе интересным?
— Согласись, он несколько необычен.
— Это ожог, полученный от энергии 2-омикрон-vii. — Перевозивший руду корабль — кит, где я служил юнгой, не лишили надлежащим образом ганглия — центрального нервного узла. — Ему не хотелось рассказывать, но слова вырывались сами собой. — Корабль на одну десятую оставался живым. Пространство центрального нервного узла переоборудовали под каюты для экипажа, ну и однажды ночью там возникло излучение. Восемнадцать членов экипажа погибли сразу, еще дюжина умерла позже. Я потерял зрение. Около двух лет я был слеп. И знаешь, что я делал все эти два года? Слушал аудиокниги — записи произведений классической литературы. Записи всех тех книг, которых не читал в то время, когда мог видеть. Хотел сквитаться с собственными глазами за то, что «бросили меня». Но, «читая», я знал: на самом деле я хочу сквитаться не с глазами, а с теми дьявольскими биологическими видами, которые выжгли мою сетчатку. Восстановив зрение, я стал Ионой.
Теперь он почувствовал на своей щеке еще и взгляд Кессельмана и разозлился на себя за такую несвойственную ему вспышку, хотя и знал, что это результат внезапного острого стремления отвлечься от своих дрожащих рук.
— Каждый раз одно и то же! Все вы, парни, думаете, будто вы какие — то особенные, потому что убиваете китов, и если в вашем прошлом не было ничего романтического, то вы готовы придумать хоть что — то, — сказал Кессельман.
Старфайндер взглянул на него.
— Ты тоже их убиваешь.
— Черта с два! Я только загарпуниваю их.
— Загарпунить кита или вышибить ему мозги — какая разница?
Кессельман открыл было рот, чтобы ответить, и закрыл его: космический кит вышел из нырка и оказался на поверхности.
В космосе разница между вчера и сегодня невелика. Звезды движутся сквозь тысячелетия, но беспредельность масштабов такова, что кажется — в сущности, ничего не меняется. На поверхности — возможно, но не на глубине. Сейчас «Камелот» напоминал прореху в тучах, увеличенную в масштабе макрокосма, а «древо космоса» прекратило расти. Завершали новую панораму «вепрь», «меч» и «церковь с колокольней».
— Что нам подсказывает хронограф? — спросил Старфайндер у Кессельмана.
Хронографом назывался компактный автопрограммирующийся компьютер класса «Велакиэн IX», который испускал далеко проникающие сенсорные лучи и переводил их данные в земную систему летоисчисления, используя устаревшее, но еще не отвергнутое человечеством деление на годы «до новой эры» и «новой эры». Кессельман мрачно вглядывался в экран вывода данных, укрепленный сразу справа от консоли управления гарпуном.
— 1 001 162 до новой эры, — сообщил он.
В сознании Старфайндера из зловонной пещеры «выползла» волосатая тварь, волоча за собой дубину. Это произошло раньше, чем Наиси Но-Ку, обладавшая фотографической памятью и в ходе своей профессиональной подготовки проведшая полное сканирование записанной и экстраполированной истории человечества, начала перечислять вслух:
— Ледяные щиты покрывают большую часть Европы и Северной Америки. Появляются разнообразные виды растений и животных. Южнее на подмостки истории выходят австралопитеки.
— Мы в нескольких парсеках от Земли, и ни один из нас ни разу не ступал на эту чертову планету! — взорвался Кессельман. — С какой стати нас должно волновать, что там происходило?
